Читать книгу - "Следы на песке - Джудит Леннокс"

— А Ральф с Поппи останутся в Норфолке?

— Больше им податься некуда, все деньги — не скажу, правда, что их было много, — мы потеряли, когда бежали из Франции.

— Немцы конфисковали все вклады, принадлежащие англичанам, — пояснил Джейк.

— Так что мы нищие. Хотя, должна сказать, Мальгрейвам бедствовать не впервой.

— И что вы собираетесь делать?

Впервые после слов Гая: «Это Элеонора, моя жена» Фейт взглянула ему в лицо. «Это несправедливо, — подумала она, — ну почему теперь я ему больше не дорога, а он не стал мне ни более чужим, ни менее нужным?!»

— У меня есть работа, Гай. Я помогаю одной пожилой леди. Руфус нашел для меня это место.

— Руфус?

— Руфус Фоксуэлл. Он художник, но его призвали во флот. Он будет служить на транспортном корабле. Мы с ним познакомились в Париже. Миссис Чилдерли — его хорошая знакомая. Она очень старенькая, и ей нужен кто-то, с кем можно было бы поговорить и кто мог бы выгуливать ее собачек. Руфус решил, что я для этого подойду. А Джейк работает в пабе «Кузнечик», да, Джейк?

— Да, хотя меня тоже призывают.

— А какая служба вас больше привлекает, мистер Мальгрейв?

— Пожалуй, в сухопутных войсках. Видите ли, я воевал в Испании.

— Джейк у нас офицер, — сказала Фейт. У нее начинала болеть голова, и ей хотелось поскорее откланяться. — А ты, Гай?

— Я из-за своей чертовой лодыжки демобилизован. И, наверное, это к лучшему. Боюсь, скоро мои услуги потребуются здесь.

— Думаешь, немцы станут бомбить Лондон?

— Это неизбежно, согласитесь. — Он повернулся к Элеоноре, накрыл ладонью ее руку и нежно проговорил: — Но вы с Оливером поедете в деревню, там безопаснее.

— А кто такой Оливер? — Фейт ожидала, что Гай скажет: «Мой пес» или «мой тесть».

— Наш сын.

Она услышала, как Джейк, чтобы заполнить затянувшуюся паузу, начал дискуссию о войне в Атлантике, и до боли сжав пальцы в кулак, заставила себя спросить:

— И сколько же ему, миссис Невилл?

— Шесть месяцев. Он родился на Новый год. Мы с Гаем поженились на прошлый Новый год, так что Оливер стал для нас чудесным подарком к первой годовщине свадьбы.

Гай предложил:

— Хочешь на него взглянуть, Фейт? Я отведу тебя в детскую.

— Не стоит, Гай, — возразила Элеонора. — Ты же знаешь, как он чутко спит.

Он погладил ее по плечу.

— Мы тихонечко, обещаю. А если он проснется, я его опять убаюкаю. — Он улыбнулся. — Знаешь, Фейт, Оливер — единственное существо на белом свете, которому нравится, когда я пою.

Фейт вслед за Гаем поднялась в детскую. При свете ночника она увидела у стены кроватку. Розовощекий Оливер спал на спине, раскинув ручонки и сбросив одеяло. Фейт прошептала:

— У него же золотые волосы!

Гай улыбнулся и шепотом ответил:

— Мы даже думали, что его подменили эльфы. Он настолько симпатичнее и умнее, чем мы оба. — Он наклонился и поцеловал сына в лобик.

Фейт почувствовала, что при виде спящего малыша у нее на глаза наворачиваются слезы. Она думала о том, что ее будущее так же темно и туманно, как этот огромный город, но не забыла сказать:

— Он такой славный, Гай. Представляю, как ты им гордишься.

Джейк ждал ее в передней. Гай настоял, чтобы Фейт оставила ему свой адрес. Буквы у нее получились неровные. Они с Джейком вышли, и когда уже оказались на улице, по лицу Фейт потекли слезы.

Джейк выругался и сказал:

— На, вытрись о мой рукав.

Фейт промокнула лицо о его протянутую руку и издала тяжкий полувсхлип-полувздох. Джейк возмущенно вопрошал:

— Как он мог? Как он мог жениться на ней?

— Что здесь такого? Почему Гай не может жениться, на ком хочет?

— Потому что ты его любишь!

— Не глупи, Джейк, — рассердилась Фейт. — Гай никогда мне ничего не обещал. И кроме того, — она вспомнила убранство комнат, — ты же видел, как у него в доме красиво и уютно. Занавески в тон диванных подушек. А какие цветы… Мне в жизни так не сделать.

Джейк продел ее руку в свою, и они быстро зашагали по темным, незнакомым переулкам.

Гай спросил:

— Ну, как они тебе? Замечательные, правда?

Они были на кухне; Элеонора убирала посуду. Она сказала:

— Джейк очень обаятелен. Конечно, несколько неотесан и резок, но все равно обаятелен. Я приглашу его как-нибудь на ужин.

— А Фейт?

Элеонора стояла к нему спиной и начищала серебряные ложечки.

— Мисс Мальгрейв показалась мне весьма скучной особой.

— Она почему-то нервничала…

— А уж платье! — Элеонора рассмеялась.

Гай не мог вспомнить, что было надето на Фейт. Кажется, что-то длинное и воздушное.

— У нее на юбке сзади подол отпоролся, — сказала Элеонора, — и на ней не было ни чулок, ни перчаток. А эти сандалии на веревочной подошве… Бог мой! Рядом с братом она кажется простушкой.

— По-моему, Элеонора, ты к ней придираешься. Им ведь пришлось бежать из Франции буквально в том, что на них было надето.

Она аккуратно сложила полотенце и повесила сушиться перед плитой.

— Разумеется. И я вовсе не хотела сказать ничего плохого. Просто воспитание, которое получила мисс Мальгрейв, чувствуется и в ее манере разговаривать. И это понятно, ведь Мальгрейвы, судя по всему, вели цыганский образ жизни. — Привстав на цыпочки, она поцеловала мужа в щеку.

Сверху донесся знакомый звук.

— Оливер плачет.

Элеонора прислушалась.

— Это плохо! — сердито сказала она и отодвинулась от него. — Его кормили всего полтора часа назад, а в книге говорится, что в этом возрасте он должен выдерживать промежуток в четыре часа между кормлениями.

— Дети не всегда следуют тому, что написано в книгах, душа моя. — Гай поцеловал ее в нахмуренный лоб. — Хочешь, я к нему подойду? Может, ему просто жарко.

— Как досадно, что мы не можем найти хорошую няню.

Все работящие деревенские девушки, которых присылала престарелая миссис Стефенс, быстро сбегали на фабрики или в какие-нибудь конторы, где платили больше. Гай мягко сказал:

— Может быть, нам надо было оставить Бидди?

— Бидди была бестолкова и истерична.

Гай вышел из кухни в благословенную прохладу и тишину темного коридора. Поднявшись наверх в детскую, он взял разбушевавшегося сына на руки. Болела лодыжка, и Гай чувствовал усталость во всем теле, хотя было всего девять часов. В начале месяца он возобновил прием пациентов. Хотя больных теперь стало меньше — многие матери с детьми были эвакуированы, а молодые мужчины призваны на военную службу, — работы хватало.