Читать книгу - "Рейс на Катар (сборник) - Николай Мамаев"

Нежин зашел перекусить в дешевенькое кафе на углу, скорее от скуки, нежели из чувства голода. Ковыряя вилкой слегка подгоревшую яичницу, которая никак не хотела лезть в горло, он, подперев подбородок, казалось, внимательно изучал содержимое своей тарелки. Но на самом деле мыслями находился совсем далеко.

«Что лучше: позвонить самому или дожидаться звонка от него? – размышлял про себя Нежин, наблюдая за тем, как из проткнутого вилкой желтка медленно растекается густая желтая субстанция. – А если позвонить самому, не покажусь ли я слишком надоедливым? Да и вообще…» – он отделил вилкой кусочек глазуньи и отправил его в рот. Прожевав, тяжело вздохнул и отстранил от себя тарелку. Внешний вид яичницы соответствовал ее вкусу.

Нежин представил себе, как обуреваемый чувством несправедливости Нечаев вскакивает из-за стола, забирает рукопись, и они вместе покидают кабинет Кириллова, который настолько ошеломлен выходкой молодого автора, что лишь безмолвно, с отвисшей челюстью наблюдает за происходящим. Кириллов парализован. Нежин улыбнулся – да, это было бы забавно.

«Куда бы мы пошли в таком случае? И вдвоем ли? А может быть, наши пути разошлись бы, едва мы ступили бы за порог издательства, на мокрый асфальт тротуара? Нечаев сел бы в свой припаркованный неподалеку автомобиль и укатил прочь. А может быть, предложил бы подвезти?» – фантазировал про себя Нежин.

Взгляд зацепился за салфетку, лежащую на краю стола, и Нежин вспомнил про точно такую же, которая до сих пор хранилась во внутреннем кармане его пиджака. Он посидел еще немного, опустошив за это время чашечку ароматного крепкого кофе, после чего расплатился и вышел на улицу.

Неспешный трамвай, стучащий по холодным рельсам, высадил его на остановке неподалеку от дома. Нужно было только свернуть с перекрестка направо и пройти квартал.

От пеших прогулок Нежин всегда получал искреннее удовольствие, в любое время года предпочитая тротуары тесных улочек и широких проспектов битком набитому трамваю или автобусу. Существовало, правда, еще такси, но для Нежина важным было ощущение присутствия некой свободы, когда он в любое мгновение мог самостоятельно, не завися ни от кого, изменить маршрут, замедлить шаг или, наоборот, побежать, задержаться у светящейся любопытной витрины. Кроме того, именно пешие прогулки помогали ему сосредоточиться, очистить мысли от шелухи.

Минут пятнадцать спустя, Нежин уже расшнуровывал свои осенние ботинки в коридоре. От сырости ботинки потемнели буквально за пару недель. И даже после того как он несколько раз просушивал их, ставя под кухонную батарею, первоначальный приятный глазу песочный цвет так и не вернулся. Он покрутил в руках снятый ботинок, поскреб ногтем сырую потемневшую кожу, оставляя на ней светлый шлейф царапины. Глядя на ботинок, вспомнил, что это был Тамарин подарок. Она преподнесла ботинки Нежину по случаю какого-то совершенно глупого праздника менее двух месяцев назад. Вряд ли теперь их можно будет надеть в следующем сезоне.

В преддверии торжества жена спросила, что лучше всего подарить, на что он отшутился, что для него, человека, который увлекается профессиональной уличной ходьбой, не может быть подарка лучше пары отличных прочных ботинок. Подарок оказался немного тесноват и тяжеловат, но через пару дней активной эксплуатации обувь разносилась, и тяжесть он перестал ощущать вовсе. Ответным подарком были золотые сережки в форме крошечных дельфинов. Эти сережки показались тогда Нежину довольно симпатичными. К ним он приложил письмо… Письмо!

Нежин отшвырнул ботинки и бросился к себе в кабинет. Незапечатанный белый конверт, который он собирался отправить Тамаре, лежал на бюро поверх бумаг. Охватившее его чувство отчаяния вцепилось в горло стальными клещами. С минуту Нежин не мог пошевелиться, стоя на месте и глупо моргая. Немного погодя отпустило. Первая мысль, которая посетила Нежина: схватить конверт и мчаться на почту, но разум шепнул ему, что это неразумно.

Часы на кухне показывали начало шестого вечера. Еще час-полтора, и сумерки начнут сгущаться, постепенно, незаметно для глаза, они растворят собой алые предзакатные краски. И тогда по странной мистической традиции на улицу выйдут сотни собак, для того чтобы начать свою лающую перебранку. И уже конечно, одна из них непременно завоет. А если некто бессердечный разбил днем фонарь, призванный своим жидким, еле живым искусственным светом разгонять ночную мглу, тогда за окном все обвалится в черноту и перестанет существовать до утра, а может быть, и навсегда. «Ведь есть же на свете дураки, которые вешают на окна жалюзи» – подумал Нежин и зажмурился. – Старуху, должно быть, уже давно похоронили. Скорее всего – еще утром. Похороны, их ведь не устраивают по вечерам».

Несколько раз он безрезультатно пробовал дозвониться до жены. Короткие нервные гудки в трубке ужасно раздражали. И в то же время они казались спасительными – на них Нежин мог бы списать вину. Что бы он сказал жене? «Прости, я забыл»? «Ну, как все прошло?» «Я в лихорадке и меня трясет»? Нежин не знал, что подошло бы лучше всего для такого случая. Возможно, услышав ее голос, он бы немного посопел в трубку и, не сказав ни слова, опустил обратно на бронзовые рычажки. Если бы сейчас его спросили, почему он не приехал поддержать жену и дочь, не помог с организацией похорон для старой ведьмы, Нежин не нашелся бы, что ответить. Он не сумел бы соврать, и уж конечно, совсем абсурдно было бы переводить этот вопрос в шутку. Но разве смерть не абсурдная шутка?

– Нет-нет! Видишь, колокольчик у меня, а это означает, что сейчас водишь ты! – смеялся Нечаев, облаченный в распахнутую рубаху и шелковые красные шаровары. Над его головой, в подвешенной к потолку позолоченной клетке, пугающе таращился дымчатый филин.

Определить точные границы помещения, в котором они находились, не представлялось возможным. Они не просматривались из-за царившего здесь мрака. Освещенный участок голой кирпичной стены, у которой они стояли, составлял не более семи-восьми метров. Далее черное небытие резко обрывало стену. Казалось, там ничего и не было вовсе. Абсолютно никакой материи. Нет, это можно было бы проверить, пойти вдоль стены на ощупь, ведя рукой по шероховатой поверхности. Но только для чего?

Тусклый желтоватый свет, исходивший от расставленных торшеров, с трудом освещал в своем радиусе беспорядок на полу. На разноцветных коврах с замысловатыми восточными узорами, которые начинали переливаться, стоило лишь к ним присмотреться внимательнее, были разбросаны атласные подушки, валики. Можно было заметить и небольшие плетеные столики и кресла, черные колониальные, с трудом различимые в полумраке. Два прямоугольных окна убегали высоко под потолок. Они были заклеены слоем серого картона, чтобы свет и сквозняк не проникали сюда.

Нечаев игриво затряс колокольчиком:

– Ну, долго мне ждать, пока ты начнешь считать?

– Я вас не понимаю, – тупо уставился на него Нежин.

– Вот это – колокольчик, видишь? Ты закрываешь глаза и начинаешь считать до ста, а я в это время где-нибудь прячусь, – Нечаев смотрел на него, как на непонятливого ребенка, – правила совсем простые! Ты что, уже забыл их? Это же прятки!