Читать книгу - "Кукольник - Лиам Пайпер"

Аркадий улыбнулся, заслышав топот ног, поднимающийся вверх по ступенькам лестничного колодца к двери их квартиры. Ян, обычно весьма апатичный, когда дело касалось его образа действий, трудовой этики и мироощущения, при определенном стечении обстоятельств все еще был способен на внезапные всплески энергии. Так, например, он, подобно ребенку, не мог отказать себе в удовольствии взбежать вверх по каждому пролету лестницы, который встречался ему на пути. Вне зависимости от времени суток, степени его опьянения или усталости, Ян вскакивал на первую ступеньку, словно мальчишка, погнавшийся за щенком.

Пока подошвы стучали по выщербленному камню, прежде чем замереть на верхней лестничной площадке напротив двери их квартирки, Аркадий отложил карандаш, но в сторону двери поворачиваться не стал, притворяясь, что увлечен учебником анатомии, лежащим на столе. Он старался подать хороший пример Яну, который после того, как нацисты, аннексировав Прагу, закрыли в городе все университеты, тотчас же забросил учебу и объявил бессрочные каникулы. Ян особенно не надеялся на то, что высшие учебные заведения когда-нибудь откроются снова. Над далеким замком Градчаны^[28], высившимся над городом, теперь развевались флаги со свастикой и черный штандарт с двумя руническими молниями, символизирующими СС. Его стены ощетинились стволами орудий, нацеленными не за пределы города, туда, откуда могли прийти освободители, а вниз, на Старе Место^[29], словно угрожая в любой момент начать убивать мирное население. Ян говорил, что это плохой знак, интеллектуальная жизнь в Праге не возродится и он не намерен тратить оставшуюся жизнь на учебники.

Аркадий же, напротив, продолжал усиленно изучать медицину. Он был упрямцем и гордился тем, сколь многого достиг только благодаря собственному упорству. Упрямство заставляло Аркадия корпеть над книгами в ожидании, когда русские танки появятся на улицах города. Тогда университеты вновь откроют и он получит свою награду за оптимизм и упорство в виде медицинского диплома.

Его друзья, те, кто остался, подтрунивали над ним, но Аркадий ясно видел стоящую перед собой цель. Война когда-нибудь закончится. Безумие, охватившее мир, схлынет, и тогда возникнет потребность в культурных людях, таких как архитекторы, юристы, врачи…

Ян безжалостно высмеивал его наивность, а Аркадий оказывался беззащитным перед его насмешками. Ян подтрунивал над его речами, над употребением слов, значение которых Аркадий не совсем верно понимал. Его немецкий был простонародным и никак не облагораживался из-за его же упрямства. Языку Аркадий обучился уже после того, как уехал из России. Он жил с широко раскрытыми глазами и закипающим от увиденного мозгом. В его немецкую речь вплетались чешские, французские и английские словечки вкупе с тяжеловесной латынью, почерпнутой Аркадием из учебников. Если он старался сказать по-немецки, к примеру, что-нибудь романтичное, то, как бы тщательно ни выстраивал предложение в уме, всякий раз умудрялся употребить какое-нибудь однокоренное латинское слово, почерпнутое из медицинской терминологии.

Ян, который рос в Кракове, оказавшемся окруженным с одной стороны Веймарской республикой^[30], а с другой – Советами, говорил по-русски не хуже, чем по-немецки, и, пока они жили под одной крышей, много сил тратил на то, чтобы улучшить речь Аркадия. По правде говоря, это было неблагодарным делом – как в прямом, так и переносном смысле. Между собой Ян и Аркадий общались на странной смеси польских и русских слов, на собственном языке, придуманном для этой цели. Этот странный славянский новояз понятен был лишь им двоим, что, впрочем, и требовалось. Со временем слова исказились, приобретя форму сленга. «Спокойно», – говорил Ян Аркадию всякий раз, когда тот излишне возбуждался, сердился или пугался, но со временем «спокойно» превратилось в спокоя и наконец приняло форму споки.