Читать книгу - "Там, где билось мое сердце - Себастьян Фолкс"

Вдоль всей нашей линии поднялась стрельба из пулеметов и винтовок. Времени на то, чтобы тасовать возможные решения, больше не было, и мне стало даже легче. Раз немец наступает, пусть подойдет. Я вернулся на свою позицию, Шентон был рядом, мы позаботились о защите, насколько это было возможно. Ночь, прущих немцев почти не видно, ориентировались на пальбу и вспышки от выстрелов. Я приказал рыть окопы для ручных пулеметов и велел вновь прибывшему лейтенанту Беллу послать кого-нибудь за боеприпасами. Через пару часов стало ясно, что произошло худшее: противник прорвался за нашими спинами. Теперь мою роту обстреливали с трех сторон, и что толку, что сзади стояла артиллерия? Одна надежда, что к нам пришлют тыловую третью роту. Радиосвязь была повреждена, и я отправил в штаб батальона вестового, объяснить им там, какая тут у нас заварилась каша.

– У них гнездо пулеметное, прямо вон за тем выступом! – крикнул мне Шентон. – Надо бы его обезвредить.

– Ч-черт, как эти гады захреначили туда пулеметы? На такую верхотуру?

– Да-а, и без них весело. Если вы не против, сэр, я бы туда смотался.

– Я с тобой. Отбери еще трех ребят, самых надежных. Сначала гранатами поработаем. Правильно?

– Так точно. А в ближнем бою задействуем винтовки и штыки.

Кого он отобрал, я не понял. Лиц в темноте было не разобрать, да оно и к лучшему. Мы выдвинулись – впереди Шентон – и стали карабкаться по камням, продираясь сквозь кустарники. Обнаружили какую-то хибару, вероятно пастушью. Из нее и палили пулеметы, прямой наводкой по первой роте, которая занимала у нас левую часть хребта.

Подползли предельно близко, под прикрытием колючих зарослей. Наши три парня опустились рядом на колени, тяжело дыша, все это под тусклым лунным светом.

– Я скажу «вперед», только тогда начинаем двигаться. Правильно, старшина?

– Так точно, сэр.

Пересохшие губы не слушались, пришлось их облизать, чтобы снова заговорить:

– Все просто. Бежим как можно быстрее. Бросаем гранаты и тут же назад.

Снова застрекотал пулемет. Воспользовавшись этим, я дал команду, и мы побежали. Три года муштры не прошли даром, мы перемещались весьма живо даже по этим темным валунам и осыпям. Когда до хибары осталось ярдов двадцать пять, я почувствовал, что уже могу сделать аккуратный бросок. Метнул гранату, за мной все остальные. Мы отбежали, и пока гранаты рвались, завернули за угол хибары. Крадучись вошли внутрь и открыли огонь по тем, кто был еще на ногах. Всего там было человек двенадцать, гранаты обезвредили трех-четырех. Остальных мы добили. Кто кого и как приканчивал, не помню. В такие моменты ты уже не ты. В этой вылазке мы потеряли одного парня. Я приказал немедленно возвращаться на свои позиции. Искать его и хоронить будем потом, завтра.

На место вернулись быстро, ответные пули просвистели близко только раз. Я рухнул на камни рядом со своим ранцем, хватая ртом воздух. Штык был в крови, я вытер его веткой куста. Пришел связной, сообщил, что немцы погнали танки к правой стороне хребта. Я послал еще людей на правый фланг. Там было жарко, кому-то даже приходилось стрелять в направлении наших собственных позиций.

Надо было сражаться. Ничего другого не оставалось. Раз немцы снова пытаются нас сковырнуть, значит, этот хребет очень для них важен. Значит, нам никак нельзя оставаться в стороне. Я ходил то туда, то сюда, подбадривая ребят, хотя видел в их глазах чудовищную усталость.

Под грохотаньем и стрекотом орудий время словно замедлилось и уплотнилось, тяжко нависая над нами. Казалось, если я закрою глаза, то уже никогда не проснусь. Но битва вершилась, и, к счастью, я пока еще не опозорился. Вот о чем я думал, рассматривая в бинокль территорию позади нас. Занимался рассвет, я разглядел пехотинцев, двигавшихся к хребту, по всей вероятности это была третья рота под командованием Пирза. Значит, наша просьба о помощи дошла. Но продвижению ребят мешали немецкие танки и пехота, которые зашли с тыла, облапошив нас. Однако за немцами я увидел родные британские танки. Они начали маневрирование, и через двадцать минут была предпринята контратака. Картина просто грандиозная.

Танки напомнили мне знаменитых слонов Ганнибала, великанов с толстой шкурой, только из их длинных хоботов вырывались огненные струи. Я увидел вспышку у дула нашего танка, потом взорвался немецкий танк, чуть погодя до меня долетел грохот выстрела и шипящий рокот взрыва.

Часом позже прибыл Брайан Пирз с батальонной водовозкой. Целый день нам нечего было пить.

– Я поставил шесть к четырем, что хрен ты тут сможешь продержаться, – выдал Пирз. – Теперь придется платить! Кстати, контратака прошла хорошо. Немцы-то того, скопытились.

– Как мило, что ты все-таки явился, – сказал я.

При теперь уже полноценном утреннем свете я разглядел в полумиле к западу от нас старую мечеть, примостившуюся на нашем хребте. Она была захвачена немцами, и я предложил командиру батареи пальнуть по ней 25-фунтовкой. Это было ему в новинку, стрелять прямой наводкой. Обычно он находился так далеко до объекта, что следовал указаниям корректировщика, по радио или по телефону.

Согласился командир не сразу: боялся промазать на виду у всех, но в конце концов рискнул и попал с одного выстрела. Раздался протяжный вибрирующий свист снаряда, мечеть с грохотом рухнула, из обломков выскочило с десяток немцев с поднятыми руками. Среди клубов пыли мы увидели и нашего щербатого Щелкунчика. Нашего Льюиса, которого немцы, оказывается, захватили в плен. Вот и своего освободили…

К полудню окончательно оттеснили противника. И на хребте, и на равнинной части было полно убитых и раненых немцев. Бой покатился дальше к востоку. А мы уже свое отработали, выполнили поставленную задачу. Батальон, побывавший в пекле, весь покрывшийся пылью и пропахший дымом, все-таки остался батальоном. Я отправился проверять свои взводы, считать потери.

На другой стороне склона раскинулись поля маков, отрада для глаз. Но под кряжистой оливой я нашел девятнадцатилетнего рядового Уоттса. Выходит, я послал его на смерть. Вот она, расплата за то, что человек проявил расторопность и смекалку. Похоронили Уоттса под оливой, воткнули в могилу штык и винтовку, на приклад повесили каску. Я собрал шесть человек для церемонии, провел панихиду – нужный текст имелся в карманном справочнике командира.

Принимая во внимание интенсивность атак, потери оказались не так уж велики. Мы ликвидировали много немцев, даже по меркам Тейлора-Уэста, и вдвое больше взяли в плен. Безусловная победа, причем доставшаяся тяжело, но восторга и гордости я не испытывал, нет, не испытывал. Когда лейтенант Белл повел ребят назад в сторону штаба батальона, я, спрятавшись за каменистым выступом, рухнул на колени и дал волю слезам.

Спустя несколько месяцев после того сражения у Меджеза я стоял среди сотен бойцов, сгрудившихся на «площадке для сбора» транспортного судна. Когда мы плыли из Салерно, можно было почти весь день находиться на палубе, под зимним ветром; конечно, холодно, зато на свежем воздухе, и в бинокль есть на что посмотреть: доки Неаполя, плотно заставленные кораблями союзников; вершина Везувия, готовившегося к грядущему извержению^[21]. Правда, на последние несколько часов, когда мы оказались в пределах досягаемости немецкой артиллерии и бомбардировщиков, нас загнали в трюмы, где пришлось сидеть на ледяном металлическом полу.