Читать книгу - "Квартет - Василина Орлова"

В июле родители отправили меня в Италию — развеяться, рассеяться, словом, прийти в себя. Без устали слоняясь по улицам Рима, я неуклонно возвращалась к реальной жизни.

Но однажды, зайдя перекусить в маленькую тратторию «Архимед» на окраине вечного города, я почему-то вспомнила ту московскую кафешку, где разговаривала с Василием, еще не зная, кто он такой. Невольно оглянулась по сторонам, но ничего подозрительного не заметила. Посетители жевали и, скорее всего, не думали ни о чем невероятном.

Заметив, как я верчу головой, подскочил официант с меню. Я растерянно уперлась взглядом в неизвестные названия блюд.

— Мне бы просто что-нибудь поесть, знаете… И желательно, погорячее.

Официант не понял моего бормотания. И тогда некто произнес длинную фразу по-итальянски. Официант кивнул и умчался на кухню. Через минуту он явился с дымящимся блюдом, которое источало запах отменного русского пирога.

В изумлении я воззрилась на своего соседа, по виду типичного итальянца, и сказала:

— Большое спасибо.

— Пожалуйста, — ответил он по-русски с небрежностью, выдающей отменное знание языка. После мы замолчали и я занялась поглощением своего пирога, продолжая при этом искоса наблюдать за незнакомцем, и думала, что он все же не совсем итальянец, а может, и вовсе не итальянец, да, скорее немец, просто с примесью итальянской крови: нос с горбинкой, резко вылепленные веки, невозмутимо очерченные брови. На вид ему было лет тридцать пять-тридцать семь.

Заметив, что за ним наблюдают, незнакомец слегка кивнул мне и закрылся, как ширмой, газетой. Под столом из-под длинной в красную клетку скатерти виднелись только черные туфли.

Меня разобрало любопытство. Не зная, как привлечь внимание незнакомца, я стала выстукивать пальцами по столешнице ритм какого-то вальсочка, игранного в детстве на пианино.

— Что это вы настукиваете? — вдруг спросил он, проворно сложив широкие крылья газеты и обернувшись ко мне.

— Не знаю.

— Не знаете?

Он говорил совсем без акцента, только интонации звучали какие-то странные.

— Не помню, — совсем растерялась я, — какая-то давняя мелодия.

— Да, — туманно высказался немец и снова завернулся в свою газету.

— Послушайте, — не выдержала я, — может, вы все-таки поговорите со мной?

Это было идиотизмом и прозвучало по-идиотски, но ведь меня, в конце концов, похоже, нарочно интриговали.

Незнакомец с видимым удовольствием сложил бумажные крылья и развернулся уже вполне, всем своим видом показывая, что отныне он в полном моем распоряжении.

— Спрашивайте, — милостиво разрешил он.

Вдруг стало заметно, что он не слишком-то выбрит, а рубашка свежая, но неглаженая, и правый глаз прищурен. Я слегка испугалась, но народу в траттории было полно, и на улице — день.

— С чего вы взяли, что я хочу вас о чем-то спросить? — произнесла я и ради пущей независимости тоже прищурила глаз.

— Ну, хорошо. — Он пожал плечами. — Тогда я спрошу вас, можно?

— Валяйте, — хмыкнула я.

— Как вы находите Рим?

Ничего себе — оригинальный вопрос, еще бы про погоду спросил. И я с некоторой насмешливостью воскликнула:

— О, Рим! Вечный город. Потрясающе!

— Благодарю вас. — Он был столь очевидно польщен, что пришлось усомниться: нет, все-таки итальянец, римлянин. Коренной.

— Не стоит благодарности, — отмахнулась я, — в конце концов, это не вы его сочинили.

— Что? — возмутился он. — Не я! А кто же тогда?

Негодование было столь неподдельным, что у меня по коже пробежал холодок, и я растерянно проговорила:

— Бросьте, неостроумно.

— Вы мне не верите?

— Ни на йоту.

— Ну, хорошо, — усмехнулся он. — Тогда как объяснить вот это?

Он подал мне сделанный четкими, отрывистыми линиями, на какой-то странной бумаге, толстой и желтоватой, карандашный набросок, на котором видна была площадь, угадывалась едва намеченная вывеска траттории и… Я вздрогнула. Справа в углу красовалась моя собственная физиономия, в темных очках, но все же вполне узнаваемая.

Секунд пять в моем мозгу со скрипом ворочались колесики. Наконец машинка выдала перфокарту, где зияли сплошные дыры. Стало ясно: надо немедленно уносить ноги.

— Вы начеркали это минуту назад! — вскочила я. — Мошенник, что вам от меня надо!

На нас оборачивались люди.

— А… — Страшное разочарование мгновенно отразилось на лице римлянина. — Ну что ж, я вас не виню. Да, — тихо подтвердил он. — И вам не стоит корить себя. Я мог бы все это предвидеть. Извините, что потревожил.

Он встал, шурша газетными крыльями и явно намереваясь уйти.

— Стойте, простите. И давайте присядем.

— Когда я был чистеньким, беленьким мальчишкой, — он вновь уселся за стол и заговорил медленно и размеренно, — я изобретал себе страны. Перед моим мысленным взором без скончания проходили истории мною выдуманных народов, небольшие вооруженные столкновения и жестокие битвы. Вам, уверен, известна эта склонность детского воображения. Вас не удивляет, что я без ошибок говорю по-русски? — вдруг спросил римлянин.

— Немного.

— Это очень сложный язык для европейца. Я пробыл в Москве неделю, и с тех пор русский для меня — родная стихия.

— Вы долго изучали его?