Читать книгу - "Американка - Моника Фагерхольм"

О нет. Дело не в том, что она не хотела помочь Лорелей Линдберг искать кольцо, и не в упрямстве, которое на нее иногда находило, не больно-то добренькой и послушной она была, нет совсем… просто она не могла оставаться в доме. Беспокойство Лорелей Линдберг было так велико, что отражалось на всем, нигде не было покоя. А когда Аландца не бывало дома, оно усиливалось и все становилось словно наэлектризованным — а Маленького Бомбея больше не существовало. Вот Лорелей Линдберг и смотрела в окно на заросшее озеро и вздыхала. Ни одного человека — она бросила взгляд на свою дочку, — ни одного разумного человека рядом. И снова вздыхала. Однажды, когда Лорелей Линдберг посмотрела на нее вот так, Сандра чуть не расплакалась — но это было прежде. Теперь она больше не плакала; она выросла, и слезам пришел конец.

И в тот день, именно в тот день: высокий воротник Лорелей Линдберг и выбритая макушка, на которой блестели несколько швов. Она упала с длинной лестницы, это случилось несколько дней назад. Аландец так ударил ее, что она потеряла равновесие, она падала и падала, переворачивалась на бессчетных ступеньках, а этот ужасный дверной звонок тем временем наигрывал мелодию: «Nach Erwald und die Sonne, die Sonne, die Sonne…»

Но потом Аландец так горевал, все плакал, плакал, Сандра прежде никогда не видела своего папу плачущим, это было очень тяжело. Потом он уехал и вернулся домой с кольцом с рубином размером со столовую ложку.

И вот звук, который долго отдавался у Сандры в затылке, усилился и стал почти оглушающим, огромная тень легла на светлый летний день, девочка опустилась на землю за камнем у дома. Она не верила своим глазам: это был вертолет, он летел так низко, что почти задевал макушки деревьев своими жуткими растопыренными ногами и создавал давление воздуха, которое приминало траву, папоротники и всю прочую буйную растительность — к самой земле. Сандра, онемев от страха, смотрела широко открытыми глазами и неотрывно следила, как серебристо-черный вертолет снижается над домом и наконец садится на его широкую плоскую крышу.

Одновременно, в другом месте, не так далеко (хотя все же и не близко), на шоссе: Аландец гнал машину со скоростью не меньше ста шестидесяти километров в час, чтобы успеть домой. Его охватило дурное предчувствие: случилось самое плохое! Надо было спешить! Скорее! Он не должен был опоздать, не имел права. И жал и жал на педаль газа — изо всех сил.

А в это время в доме в самой болотистой части леса Лорелей Линдберг вышла на крышу. Она была во всем белом — белое платье, белый платок на голове. Она стояла там наверху и кричала мужчине в шлемофоне, летных очках, кожаной куртке, сапогах и светло-бежевых галифе, стараясь перекричать треск вертолета. Она огляделась и заметила свою дочь Сандру, та выглядывала из-за камня, за которым пряталась. Страх прошел. Теперь она стояла возле камня, на случай, если Лорелей Линдберг вдруг забудет — как напоминание.

— Das Mädchen! — крикнула Лорелей Линдберг мужчине, которого звали Хайнц-Гурт, своему тайному любовнику, прилетевшему ее похитить.

— Девочка, — перевела Сандра Вэрн для Дорис Флинкенберг, — по-немецки.

Ему не терпелось поскорее улететь, он попытался подтолкнуть Лорелей Линдберг к люку вертолета — на крыше едва не завязалась рукопашная.

— Das Mädchen nicht! Nicht das Mädchen! — кричал он ей.

— Без девочки, — перевела Сандра для Дорис Флинкенберг, — никакой девочки, по-немецки.

Они оба какой-то миг смотрели на маленькую девочку, Лорелей Линдберг и Хайнц-Гурт. Взрослые на крыше. Девочка в лесу. Одно мгновение.

И это мгновение прошло. Лорелей Линдберг вскарабкалась в вертолет, но, прежде чем исчезнуть в нем, обернулась — конечно, это классика — в последний раз и посмотрела на камень на опушке леса, и тогда, в этот микроскопически короткий миг, они были только двое во всем мире.

На случай, если она забудет…

Она казалась такой беспомощной.

И только когда было уже поздно, Сандра подняла руку, тяжелую, словно свинцовую, и махнула Лорелей Линдберг, в самый последний раз.

Вертолет поднялся в воздух и исчез. Всего несколько секунд, и на дом на болоте снова опустились тишина, неподвижность и жара.

На двор въехал автомобиль. Аландец, бледный как мел, бросился к дочери, сидевшей у подножия лестницы-в-никуда, на последней серой облупившейся ступеньке.

Аландец сразу понял, что опоздал. Все уже свершилось, и ничего нельзя вернуть. Отец и дочь, у подножия лестницы, одни в той особенной тишине, которая всегда окружала дом на болоте. Они поднялись и, неловко обнявшись, побрели по лестнице назад в дом.

— Вечером я спустилась в бассейн, — закончила Сандра свой рассказ Дорис Флинкенберг за закрытыми дверями кухни в доме в самой болотистой части леса — как раз вовремя, чтобы услышать громкие звуки уборки по другую сторону двери.

Конечно, это была мама кузин, она стучала и кричала не зло, но решительно:

— Девочки, девочки! Впустите же меня! Я тоже хочу выпить кофейку.

— А кольцо?

— Я его искала-искала. — Сандра понизила голос, теперь они были в комнате, в ее комнате, залезли на кровать, которая по-прежнему называлась супружеской, хотя спала в ней лишь бледная девочка, одна-одинешенька, а кровать была такая большая, что занимала почти всю комнату. — Потом. На дне бассейна. Я его все-таки нашла. Хоть его и нелегко было заметить. Вот. Размером со столовую ложку. Но это была не очень большая ложка, та, с которой она его сравнивала. И я…

— …я взяла его и спрятала, ничего не рассказала о нем Аландцу.

— Покажи, — прошептала Дорис Флинкенберг.

— Тсс, — прошипела Сандра. — Я же сказала: это страшная тайна. Подожди, пока мы вновь останемся одни.

И в бассейне, позже: Сандра достала пластиковый кубик из чемодана, тот самый, с серебряными конфетти, и там, в самом низу, было оно. Кольцо. С рубином. Ну, не совсем со столовую ложку, поменьше.

Дорис потной рукой взяла пластиковый кубик.

— Жребий удачи, — тихо произнесла Сандра со значением и надела кольцо Дорис на палец.

— Я страшно хочу выйти за тебя замуж, Хайнц-Гурт, — сказала Дорис Флинкенберг и проникновенно посмотрела в глаза Сандре Вэрн.

— Вот и здорово, — сказала Сандра Вэрн по-немецки, — отличная идея.

— А потом, — вздохнула Дорис, радостно вертя кольцо на пальце, — они жили долго и счастливо до конца своих дней. В альпах. В Австрии.

— Но, — добавила она на беду. — Что стало с той маленькой девочкой? Она осталась одна-одинешенька?

— Да, — подтвердила Сандра глухо и проникновенно. — Так все и было. Она осталась одна-одинешенька.

— Ну что, — произнесла Дорис уже совсем другим тоном, с большим чувством. — А теперь — свадебный поцелуй?

— Ну, что тут интересненького?