Читать книгу - "Супервольф - Михаил Ишков"

Не ради правды, а исключительно ради истины следует признать, что я несколько ошибался в оценке сидевшего напротив меня функционера. Он первым высказал опасение за Ханни. Ей нельзя оставаться в Берлине, сказал он. Впрочем, в Германии тоже.

Его слова примирили меня с действительностью. Этот пунктик и мне не давал покоя. Единственный выход, который пришел мне в голову, — зарубежное турне. Я поговорил с господином Цельмейстером, при этом настаивал, чтобы Ханна Шуббель обязательно должна сопровождать меня. Услышав о Ханне, Цельмейстер всплеснул руками и заявил, что это невозможно, что это нарушает контракт, что я собрался разорить его. Слов было много. Когда у делового человека пытаются увести из-под носа лакомый кусочек, он становится чрезвычайно красноречив, однако разжалобить меня господину Цельмейстеру не удалось.

Таким был наш век — непростым, мстительным, исключающим согласие. Это вызывает сожаление, но у меня не было права на жалость. Я не мог себе позволить и каплю сострадания, не говоря о благодарности, к этому разжиревшему коту. Мы должны были расстаться, я имел право на месть. Товарищ Рейнхард тоже имел такое право. В этом мы были единодушны, особенно после того, как он упомянул, что штурмовики в Эйслебене перед тем, как выпустить дорогих мне уродин под залог, побрили фрау Марту, а у Бэлы отрезали гриву.

Услышав такое, я онемел. У меня в ушах грянул нестерпимый вой несчастной женщины, лишенной эйслебенскими лавочниками единственного средства к существованию; крик Бэллы, очень чувствительной к боли, которую доставляла ей грива.

Товарищ Рейнхард положил свою ладонь на мою дрогнувшую руку, похлопал по руке, тем самым выдав себя как человека не лишенного сострадания.

— Надеюсь, этот прискорбный факт заставит вас, товарищ Мессинг, подумать о себе? — спросил он. — Вы тоже находитесь в крайне опасном положении. Эти ребята из Шестого отдела мастаки по части организации подлых и кровавых штучек. Они не оставят вас в покое.

— Что же делать?

— Покинуть Германию. На время. Вместе с Ханной.

— И что дальше? Без контракта, ожидая всякой каверзы от господина Цельмейстера? На что мы будем жить?

— Я знаю место, где господин Цельмейстер вас не достанет и где не надо будет заботиться о пропитании.

— Где же такая земля обетованная?

— В России.

Справившись с изумлением, я спросил.

— Что же я буду делать в России? Нужны ли там мои психологические опыты?

— В Москве вы будете учиться.

Я не торопился, соблюдал дистанцию. Прикинул — сочувствие и желание помочь ближнему у партайгеноссе Рейнхарда имели вполне приземленную, полезную для дела основу.

— Чему же мне придется учиться в Москве? Основам коммунизма?

Своим ответом товарищ Рейнхард окончательно сбил меня с толку.

— Это непростой вопрос.

Он произнес это на корявом русском языке.

Только отмеренная Мессингом дистанция между собой и миром позволила ему сохранить присутствие духа.

— И все-таки?.. — также на корявом русском поинтересовался я.

Рейнхард вздохнул. Это было так удивительно — помимо мужества, железной воли и несгибаемой решимости в его душе, на самом донышке, сохранилось сомнение.

Он, опять же на русском, понурив голову, признался.

— Лично я, товарищ Мессинг, не верю во всю эту мистическую ерунду, однако есть разнарядка направлять проверенных в боях товарищей, обладающих некими необычными способностями, в распоряжение особой секции Коминтерна.[30]

— Вы настолько доверяете мне, — удивился я, — что делитесь со мной такого рода сведениями и даже готовы послать в Москву, в эту самую секцию?

— Кого-то все равно придется посылать. Товарищ Радек[31]в этом отношении строг. Вы не беспокойтесь, — он сделал паузу, — эта блажь скоро пройдет, и вы вернетесь в Германию. К сожалению, — мрачно усмехнулся он, — блажь исходит с самого верха.

В его фразе все было непонятно. Товарищ Рейнхард, точно и последовательно выполнявший указания центра, никогда не позволявший себе ни в чем уступать оппозиционерам, не без иронии отозвался о партийном задании как о блажи, да еще спущенной с самого верха. Вот и пойми этих марксистов! Они готовы ногами стрелять, гривами трясти, пугать женскими бородами, чтобы только доставить оружие в тихий, спокойный и мерзкий Эйслебен — кому он нужен? — и в то же время их внутренняя жизнь пронизывалась такими же течениями и водоворотами, которые легко отыскать в любом заштатном бюрократическом учреждении.

Интересно, кто был тот человек, которому пришла мысль собрать в Москве проверенных в классовом отношении магов и колдунов?

— Мне надо подумать.

Товарищ Рейнхард кивнул.

— Трех дней хватит? — спросил он.

— Неделя.

* * *

Ответ я дал через три дня. Рейнхард оказался прав — тянуть было нельзя. Я почувствовал это сразу, как только простившись с функционером, вышел из пивной.

Мессинг, человек неопытный в подпольной работе, сразу обнаружил, что за ним следят. Хвост вел себя навязчиво, почти не таился, шел по пятам. К сожалению, я не сразу воспринял опасность всерьез и сначала допустил ошибку — роковую или пустяковую, не знаю, — но в любом случае эта ошибка повлияла на наши с Ханни взаимоотношения.

Субъект, пристроившийся ко мне на Фридрихштрассе, был коротковат, толстоват, розоват, на голове вызывающий котелок, в руках тросточка. Усиками на верхней губе он напоминал моего знакомого из Мюнхена. Неприязнь вызывал пренебрежительный энтузиазм, с каким он «вел» меня. По полицейским меркам такое задание считалось пустяковым. От него за версту несло приказом «давить» мне на психику — глядишь, сорвусь. Особую радость господину Кёпеннику (так звали моего сопровождающего) доставляли лежавшие в его внутреннем кармане денежные знаки. Сегодня он получил ежемесячный оклад и наконец-то сводит фрау Кёпенник в кинотеатр.