Читать книгу - "Игры для мужчин среднего возраста - Иосиф Гольман"

Ефим с удовольствием посмотрел на физиономию сидевшего в первых рядах Алика Осокина, своего старого приятеля и весьма нестандартного человека. Этот парень с внешностью вице-губернатора и душой диск-жокея сам поставлял Береславскому материал для его лекций.

Например, совсем недавно он провел забавную рекламную кампанию дисконтной системы «Прекрасно!». Дисконтная система — это когда несколько предприятий — обычно в пределах десяти — объединяются на предмет выделения общим клиентам общих скидок.

Идея отличная, лишь бы участники системы не являлись прямыми конкурентами. Купят холодильник в фирме № 1 и получают скидку на турпутевку в фирме № 2. Или на медицинские услуги в фирме № 3. И так далее.

Да, в самой идее придраться не к чему. Но, как говорится, дьявол — в деталях.

Например, рекламный бюджет тоже состоит из десяти кусочков. И тут лежит ха-а-рошая мина для креативного директора любого рекламного агентства!

Во-первых, всем десяти участникам жалко дать деньги не на собственное промо, а на общественное. А во-вторых — и это главная беда, — синтезированные рекламные идеи придется утверждать не в одной конторе (что тоже бывает непросто), а в десяти.

Вот и для системы «Прекрасно!» денег выделили негусто. Настолько негусто, что для нормальной медиаподдержки их явно не хватало.

Дело в том, что реклама имеет некоторое сходство с атомной бомбой. К счастью, не по конечному эффекту, а лишь по «конструктивному» устройству.

И там, и там существует понятие некоей «критической массы», порогового значения.

Только в бомбе речь идет о массе делящегося вещества — иначе частицы после деления будут проскакивать мимо следующих ядер, не находя мишени, то есть и цепная реакция не состоится. А в рекламе приходится думать о бюджетной массе. Если она меньше определенного порога, то эффект будет не просто маленьким, а статистически нулевым.

В подобной ситуации профессиональный рекламист оказывается перед сложным выбором: вовсе отказаться от кампании (и потерять связанные с ней собственные доходы), либо искать такой креативный ход, заметность и запоминаемость которого компенсировала бы нехватку денег.

Вот Алик и нашел такой ход.

Самое странное, что все участники дисконтной системы согласились с творческой концепцией сразу. Видно, понимали, что на те деньги, которые они выделили рекламистам, ничем стандартным результата не получишь.

Короче, на центральной площади города возник плакат с двумя симпатичными пушистыми кроликами и упоминанием имени дисконтной системы.

Но главное было вовсе не в кратком тексте, а в самом изображении. Ибо кролики прилюдно — прямо на площади — и круглосуточно (ночью щит подсвечивался) занимались тем, наличие чего в Советской стране еще недавно начисто отрицали.

И — началось! Только ленивый не высказался про ужасную картинку. Зюгановские бабушки маршировали протестовать стройными колоннами по трое. Борцы за чистоту нравов грозили «порнографической» статьей Уголовного кодекса. Прочие титаны мысли наконец обнаружили в ужасной картинке главную — после масонского заговора — угрозу безопасности страны.

Даже продвинутая пермская власть не выдержала, тонко намекнула, чтоб сняли.

А за что снимать-то? Порнография — это показ полового акта между людьми. Но кролики — определенно не люди.

Также законом преследуется изображение обнаженных гениталий. Но найдите без лупы у пушистого кролика обнаженные гениталии!

В общем, ход получился действительно нестандартный. О рекламном щите по-прежнему говорил весь город, все местные СМИ, тем более что картинка вызывала отвращение вовсе не у каждого горожанина: те, у кого с чувством юмора было без напряга, особо не возмущались.

Конечно, через некоторое время Алику намекнули — и уже не тонко, — что плакат все-таки придется убрать: мало ли что по суду ничего не докажешь.

Но Алик и не революционер. Он — рекламист. И, выполнив свою рекламную сверхзадачу, щит в одну из ночей скоропостижно исчез. Точнее, сам-то щит остался, просто картинка сменилась.

И утром взору горожан явились симпатичные крольчата. Они еще не могли — по возрасту — заниматься сексом, но им и без того было явно неплохо.

Подпись, понятное дело, прямо упоминала объект рекламного продвижения: «Прекрасно! Жизнь продолжается!»

Так за крошечные деньги и с немалым весельем дисконтная система «Прекрасно!» пробила себе путь в общественное сознание.

В час дня московских гостей повезли обедать, как всегда на Урале — вкусно, сытно и очень радушно.

С Аликом не спеша поболтать не удалось, тот тоже торопился. Они особо не расстроились — скоро довольно часто будут встречаться в Москве: Алик вплотную подошел к созданию столичного филиала креативного агентства. Этому, кстати, Ефим был рад: и потому, что Осокин будет под боком, и потому, что Береславский видел будущее именно за продвижением регионов в Москву, считая традиционное обратное движение слишком однобоким для гармоничного развития экономики.

Вернувшись с обеда, у зала неожиданно встретил Смагину.

Татьяна Валериановна была печальна.

— Вот, пришла попрощаться, — заявила она. — Все-таки мы здорово прокатились.

— Ты что, уже отстрелялась? — удивился Ефим. Насколько он понял, ее конкурс должен был идти чуть ли не неделю.

— Ага, — созналась девушка. — Здесь все, как везде.

— То есть?

— Меня даже не слушали толком. У них, наверное, места давно распределены.

— Никаких шансов?

— Нет, шансы были, — усмехнулась поющая воспитательница. — Вышел один из жюри и предложил мне помощь. Два тура гарантировал.

— А ты ему гитарой? — догадался проницательный рекламист.

— Гитара внизу уже была, у вахтера.

— Повезло мужчине, — сделал вывод Береславский. Подумав, добавил: — И гитаре тоже.

— Наверное, — согласилась Смагина, в скорби своей даже не заметив Ефимова юмора.

— Так куда ты теперь? В Нижний, к детям?

— Не знаю, — задумалась Татьяна Валериановна. — Я вообще-то в отпуске с понедельника.

— Так, может, с нами поедешь? — предложил Ефим, любивший такие вот быстрые решения.

— В каком качестве? — сурово глянула на него Смагина.

— Музыкального работника, — быстро ответил лукавый рекламист. И, не удержавшись, добавил: — А то я уже привык спать втроем.

Татьяна Валериановна кинула на него убийственный взгляд, но было видно, что она задумалась. В тридцать лет хочется свежих ощущений не меньше, чем в пятнадцать. А может, и больше — иллюзий-то к этому возрасту уже почти не остается.

— Ты же видела, мы не маньяки какие-нибудь, — как змей-искуситель, уговаривал Береславский. — Ну разве что Док. А я — точно нет. Потом, у тебя ж гитара, чего тебе бояться?