Читать книгу - "Музыка тишины - Андреа Бочелли"

Во второй половине дня из Болоньи приехал приятель Амоса, Франческо Андреоли, вместе с женой. Франческо, который защитил диплом по специальности «античная литература» и теперь преподавал в одном из городских лицеев, познакомился с Амосом в Институте Кавацца. Он искренне привязался к мальчику и с удовольствием принял приглашение Барди приехать к ним в деревню на несколько дней, а заодно объяснить Амосу греческий алфавит и первые основы этого языка, который уже спустя несколько дней ему придется изучать за партой гимназии в Понтедере.

И вот теплыми и светлыми сентябрьскими днями, когда в окрестных виноградниках уже начали собирать урожай и аромат свежевыжатого винограда плыл в дом через открытые окна, Амос пытался настроить свои мозги на греческий, отчаянно борясь с собственным организмом, который вовсю противился этому вынужденно сидячему образу жизни. Воздух, проникавший к нему в кабинет, полный пленительных ароматов и звуков, вместо того чтобы успокаивать, возбуждал его и заставлял страдать. Между тем, будучи в достаточной степени прилежным учеником, Амос, из уважения к другу, уделившему ему время, и учитывая, что родные давно настраивали его на учебу в классической гимназии, сумел сдержать свои чувства и даже проявить определенный интерес к этому древнему языку, о котором он слышал столько хорошего.

В первых числах октября, полный радужных надежд и добрых намерений, вместе с двумя друзьями из средней школы, Амос переступил порог классического лицея, довольный собственным выбором и готовый к новым свершениям.

Но, к сожалению, как справедливо выразился один прославленный итальянский режиссер, «мы часто строим массу планов на будущее, да беда в том, что у будущего на нас совсем другие планы». Вот и у Амоса дела пошли вовсе не так, как они с родителями планировали, а виной тому была молоденькая учительница, по двадцать часов в неделю преподававшая в его классе итальянский язык, латынь, греческий и историю с географией. Синьорина Мистри просто не в силах была выносить присутствие среди учеников такого, как Амос, ведь ему требовались особое внимание, забота и специальная методика, ибо он не мог видеть то, что она писала на доске, и самостоятельно рыться в словарях.

Правда, ей хватило честности с самого начала дать понять это самому заинтересованному лицу, с первого дня почувствовавшему на своей шкуре всю вопиющую унизительность такой дискриминации. К примеру, синьорина Мистри не гнушалась тем, что поднимала Амоса посреди урока и восклицала: «Хотела бы я сейчас, чтобы ты или твоя мать объяснили, как мне вызывать тебя к доске, чтобы ты написал и перевел эту фразу, как делают все остальные?!» Амос, разумеется, молчал, но краска стыда заливала его лицо; его способность быстро реагировать словесно, его оптимизм и сила духа тут не срабатывали – они были ничто против извращенно ревностного отношения учительницы к своим обязанностям.

Амбициозная и выскомерная, синьорина Мистри превратила преподавание в единственный смысл своей жизни. Образно говоря, она сильно недооценивала значение человеческих качеств, зато крайне преувеличивала собственное эго, доведенное до крайности, почти патологическое.

Синьорина Мистри наводила ужас на все классы, где она преподавала: когда она входила в аудиторию, там наступала мертвая тишина, никто не осмеливался сказать соседу по парте ни слова даже шепотом, не говоря уже о том, чтобы передать какую-нибудь записку; в классе царила такая тяжелая атмосфера, что во время опросов некоторым становилось плохо.

Каждое утро Амос шел в школу с все более печальным выражением лица. Он чувствовал себя подавленным и одиноким; предчувствие, что ему не удастся справиться с ситуацией, мучило его с первых дней. Во время классных работ учительница заставляла его садиться рядом с собой за кафедру, чтобы никто из товарищей не помогал ему рыться в словаре. Она требовала, чтобы он задавал ей конкретные вопросы и при этом произносил иностранные термины только в именительном падеже. Неужели она не понимала, что если человек знает именительный падеж какого-то слова, то ему наверняка известно и его значение?! И что поиск в словаре обычно осуществляется методом проб и ошибок?!

Спустя примерно два месяца психологическое состояние бедного Амоса настолько оставляло желать лучшего, что ему пришлось смириться с мыслью о необходимости сменить школу посреди учебного года, чтобы его не завалили на экзаменах. Он чувствовал себя ужасно, ведь ему предстояло разочаровать своих родных, но в определенный момент он понял, что у него просто нет другого выбора, и сдался, в надежде хотя бы не потерять год. В каком-то смысле это было поражение, но при этом честь и достоинство оставались при нем.

Его родители и родственники немедленно активизировались, чтобы быстро перевести его в магистратуру в том же городе, что было непросто, так как учебный год уже начался, – необходимо было озвучить причины, которые сами по себе унижали и расстраивали Амоса, и без того очень болезненно воспринимавшего свое первое настоящее поражение. И все-таки ему пришлось в очередной раз склонить голову перед волею судьбы, и он переступил порог новой школы в полной прострации и с абсолютным отсутствием энтузиазма.

Но в общем-то, несмотря ни на что, происходящее в тот момент представляло собой новую главу его жизни и окончательное расставание с крайне болезненным опытом, из которого он сделал вывод: фанатизм и косность ума способны принести большую боль ближнему.

Родители проявили полное понимание, да и одноклассники были на его стороне, демонстрируя свою солидарность молча или открыто. А ведь до тех пор Амос не в полной мере отдавал себе отчет в их симпатии и хорошем отношении к нему. Тем не менее поражение осталось поражением; его никто не в состоянии был перечеркнуть, и в глазах Амоса оно выглядело несмываемым пятном на его репутации. Все его мечты рушились, подобно карточным домикам, а на горизонте уже вырисовывались неуверенные контуры будущего, мрачного и печального, полного разочарований, ограничений, унижений и горечи; по крайней мере, именно так виделось оно Амосу, когда товарищи провожали его, когда он обсуждал новые планы с родителями, когда впервые входил в магистратуру, не ожидая ничего хорошего, совершенно ничего и ни от кого.

Войдя в ворота, ведущие во дворик, разбитый перед старинным зданием, которое администрация выделила для тех, кто собирался стать учителем начальной школы, Амос услышал приглушенный, но веселый звук голосов, шум, треск, а с первого этажа до него донесся приятный детский голос, который пел что-то, напомнив ему о существовании в этой школе уроков музыки.

Мать Амоса позвонила в дверь, и им открыла полная женщина средних лет, низенького роста, с одышкой, но радостно улыбавшаяся во весь рот. Она пригласила их войти и позвала директора. Потом вдруг погладила новичка по голове и пожелала ему удачи. Попрощавшись, милая женщина удалилась.

В нескольких метрах от них, прямо на лестнице, какая-то девочка остановилась и принялась разглядывать Амоса, которого она никогда не видела, но, вероятно, слышала о нем что-то. Заметив директора, она быстро отвернулась и бросилась бежать, легкая и изящная, словно газель.

Вскоре Амоса проводили в аудиторию и представили одноклассникам, которые, как ему показались, были довольны новым пополнением, а также тем, что их ненадолго отвлекли от учебы. Затем все вернулось на круги своя, и учительница по литературе смогла продолжать вести занятие.