Читать книгу - "Пастух - Григорий Диков"

Не дай силе пропасть, соглашайся — иди ко мне на службу, становись мне теперь учеником, а я так тебя высоко вознесу, что сможешь ты оттуда на бывших обидчиков вниз смотреть да поплевывать! Решай, времени у тебя немного — я в ночь в Москву выезжаю, а оттуда в Петербург.

Нил подумал и отвечает:

— Ох, барыня, очень все это заманчиво. Отпустите меня хоть на час домой, вещички собрать, а?

Барыня рукой махнула:

— Ладно, ступай. Только смотри у меня, возвращайся скорее. Я до полуночи хочу выехать, мне в дороге лучше спится. А обманешь, не придешь — пеняй на себя! Понял?

Сказала так и легонько по карте желтым ногтем царапнула. Кольнуло тут у Нила на сердце, что аж дух пресекся. Еле смог выговорить:

— Понял, барыня, не задержусь! — И бегом на крыльцо.

К избе Нил вернулся после заката. Зашел и тихо дверь за собой затворил, чтобы не скрипнула. Трещит сверчок, догорают в печи угольки, луна через окошко светит. Ферапонт спит крепким сном, похрапывает. А рядом ворон Захарка на жердочке дремлет. Подошел Нил к старику, посмотрел на него, вздохнул, а будить не стал, не решился. Как ему объяснить? Что сказать в оправдание? А, бог с ним, пусть спит. «Я, — думает Нил, — деньги из кубышки брать не буду — пусть ему все достанутся, там много, авось на старость хватит…»

Тем себя и успокоил. Взял вещи, травы и мази, что у них с Ферапонтом были припасены, в мешок сложил и к выходу на цыпочках направился. А еще в тайник залез и книгу взял. Он теперь ее сам читать мог, без Ферапонтовой помощи. Потом подумал-подумал, и доложил в кубышку пять золотых червонцев, которые ему барыня заплатила.

Уже с крыльца в последний раз обернулся — глядь, а ворон-то не спит, смотрит на него одним глазом и голову наклонил. Нил палец к губам приложил, показывает: «Тсс! Не каркай!» Ворон поежился и голову отвернул, будто стыдно ему было на Нила смотреть. Взвалил Нил мешок на плечи и дверь за собой затворил тихо, чтобы не скрипнула.

А потом что есть духу припустил в имение. Торопился до полуночи, боялся опоздать. Ан нет, пришел как раз вовремя — полон двор прислуги, все хлопочут, вещи в дорогу собирают. Видать, барыня вправду решила в ночь ехать, как обещалась. Сама Анна Федотовна рядом с коляской стоит и всем приказы отдает: это туда нести, это сюда класть. Нил посреди двора остановился, не знает, что ему делать, а барыня его кличет:

— Что стоишь как вкопанный — иди сюда!

Подошел он к коляске, приказаний ждет. Смотрит, а рядом с барыней какой-то человек в парадной ливрее суетится, на сиденье теплые одеяла раскладывает. Видать, лакей.

Нил шапку с головы снял и к лакею обратился, чтобы спросить, где ему место приготовлено. Только рот открыл, а лакей будто почувствовал и сам повернулся к Нилу. Страшное знакомое белое лицо посмотрело на Нила Петровича и оскалило в улыбке желтоватые зубы. Это был его брат.

Тут барыня Нила окликнула:

— Э, нет, братец, иди во вторую коляску, вслед за мной поедешь. А то от тебя слишком крепко пахнет, я уснуть не смогу.

Нил Петрович хотел было у барыни спросить, как его брат, бывший келарь, у нее в лакеях оказался, да графиня хлопнула в ладоши и крикнула:

— Все, хватит, бездельники, едем! Подсади-ка меня!

Нил и лакей, не сговариваясь, бросились к барыне, помогли ей залезть в коляску и укрыли одеялами.

Только Нил с лакеем спрыгнули на землю, кучер хлестнул лошадей, и головная коляска тронулась вон со двора. Лакей, белобрысый келарь, приобнял Нила и сказал на ухо:

— Вот мы и снова вместе. Полезай, братишка, в последнюю коляску, в Москву поедем, а оттуда на поезде в столицу! Вон твоя коляска стоит, видишь? Кони запряжены, копытами землю роют, кучер ждет. Только пока никому не сказывай, что мы с тобой знакомы, ладно?

Хлопнул его по плечу незаметно и сам первый пошел к коляске, обустраиваться в дорогу.

Вот так Нил Петрович в Петербург перебрался. А что с ним дальше случилось, я не знаю. Перемолол ли его город, как жернов зерно, или он уцелел и себя сохранил — мне не ведомо. Я-то сам вскоре после этого перебрался из наших краев в Сибирь. Первым, почитай, уехал, как только стали землю там давать и подъемные. И в наши края уже не вернулся, не звали. Ну это уже другой рассказ — мы его до следующего раза отложим.

Часть вторая

События, описанные здесь, собраны из воспоминаний нескольких людей, живших в Санкт-Петербурге, Москве и Московской губернии в начале этого века и знавших Нила Петровича лично.

С некоторыми из них я познакомился в Харбине в 1924 году. Позже, в 30-е и 40-е годы в Европе мне удалось найти еще нескольких очевидцев, которые сообщили дополнительные детали о жизни Нила Петровича и его последних годах.

Я хочу выразить особую признательность Г. М. Львову, бывшему московскому присяжному поверенному, и доктору Д. Б. Шабельникову из П-ской больницы, которые поделились со мной своими записями, объясняющими характер и поступки моего героя.

Санкт-Петербург

22. Свет

«Eh bien, mon prince, вот тот самый Нил Петрович, о котором я вам уже как-то говорила. Я до сих пор помню, как он пришел ко мне на заднее крыльцо, просить места, девять лет назад. Сами знаете, я в колдунов не верю, да и к старцам не ездила никогда и не одобряла этого, но решила, что хуже не будет, пусть попробует. Пустила его к Николеньке, сыну нашего управляющего, Христофора Николаевича. А такой, знаете, вид у этого знахаря был тогда мужицкий, пахло от него овчиной и дымом. Он как над Николенькой склонился, как стал бормотать ворожбу, у меня сердце обмерло: ну как я, думаю, глупая старуха, могла этого лешего к ребенку подпустить! А на следующий день смотрю — Николенька здоровым проснулся и завтрак до последней крошки съел. Потом я Нила Петровича к себе в город взяла, бумаги ему выправила через генерал-губернатора тогдашнего. Сейчас он больше не у меня на жаловании, съехал. За девять лет вырос, знаменитостью стал! Нанял квартиру в доходном доме на Литейном, там и принимает. Вся столица у него тайком лечится, всех докторов швейцарских и немецких за пояс заткнул. Идемте со мной, я вас представлю. Иначе он с вами даже и говорить не будет, только по личной рекомендации».

Опершись на руку князя, графиня Анна Федотовна С-ская поднялась со стула и мелкими старушечьими шажками направилась в другой конец залы. Там в тени неглубокой колоннады стояло низкое кресло, в котором сидел, опершись на трость, высокий и грузный мужчина средних лет. Одет он был несколько театрально: в бархатный темно-лиловый сюртук с черными шелковыми отворотами, вместо бабочки или галстука на шее повязан кремовый платок, заколотый изумрудной булавкой, а на пальцах поблескивали массивные золотые перстни.