Читать книгу - "Harmonia caelestis - Петер Эстерхази"

126

Моему отцу, который вовсе не был революционером, а был просто широкой натурой, увлеченно искавшей смысл бытия, точнее сказать, смысл собственного бытия, а еще точнее — смысл личной свободы, вконец все это надоело (в смысле: красные звезды), и он демонтировал с купола Парламента самую большую в стране звезду. Работа была еще та. Символ в три метра диаметром и весом полтонны — не будем сейчас вдаваться, может ли символ быть таким тяжеленным, — расчлененный на части, покоится нынче на складе Национального музея в Матяшфёльде. В течение тридцати девяти лет огромная звезда светила с купола Парламента, не будем вдаваться в подробности кому — да всем нам. Правда, в 1957-м ее на короткое время сняли, заделать следы от пуль, оставленные революцией, то есть контрреволюцией, — хотя для следов разницы никакой, они те же самые. 31 января 1990 года мой отец, вооружившись ножовками, взялся за демонтаж. Фрагменты звезды и инструкция по ее сборке — главный шедевр моего отца — были упакованы в ящики и пылятся теперь в запасниках Национального музея. Мой отец хотел экспонировать это чудище на постоянной выставке, но сборка потребовала бы огромных средств. Короче, теперь красная звезда уже и не красная, да и не звезда, но по-прежнему дорогая. Так что пришлось моему старику экспонировать герб Народной Республики, снятый со здания ЦК партии. Два с половиной метра в диаметре, тоже внушительно! А еще моему старику пришло в голову экспонировать Кадара; но не будем вдаваться в подробности.

127

Он был стар, горбат, кожа, будто пергамент, называли его героем, голова была в струпьях и страшно воняла. Его руки распухли в каменоломне. Он строил Дунайский канал и выжил лишь потому, что некто сочувствующий ему (моя мать) ежедневно украдкой приносил ему ложку рыбьего жира. В принципе он достоин был жалости, но де-факто был жуток: мой отец.

128

Мой отец, поскольку надо было на что-то жить, а политическая ситуация к тому времени вроде стабилизировалась, решил заняться разведением евнухов. Хотя он и обзавелся предусмотрительно двумя докторскими дипломами (наук правовых и наук государственных), готовясь грамотно управлять имением, и безупречно владел английским, французским и немецким языками, сперва он был дорожным рабочим, потом подмастерьем паркетчика, потом занялся отливкой пластмассовых пряжек, а теперь вот еще и евнухами. Что требует крайней осмотрительности, большой эмпатии и высочайшей пробы профессионализма. Начать хотя бы с отбора человеческого материала — ведь, скажем, чтобы навербовать команду потенциальных евнухов, надо знать, что у них за потенция, насколько они ею дорожат и, главное, какие качества откроются в них после того, как они оной потенции будут лишены. С риском связана и главная операция, хотя шансы на выживание в подростковом возрасте весьма высоки. Темное ремесло превращения нормального человека в кастрата окружено глубочайшей тайной, и некоторый свет проливает только сравнительный анализ специальных терминов: «давление», «разбивание», «отрезание» и «вытягивание». Евнухи четко подразделяются на несколько групп: кастраты — с напрочь отрезанными пенисом и яичками; спадо — удалены яички методом вытягивания; филиби — яички разбиты и деформированы, семенные железы повреждены. Мой отец отдавал предпочтение удалению только яичек (а у самых юных он просто их деформировал и перетягивал семенники). Самое главное было ослабить кровотечение. После вмешательства мой отец брал подопечного под руки и два-три часа водил по комнате, после чего укладывал его. Летом пациента на три дня зарывали по шею в песок и не давали пить, что заставляло его страдать не только от жажды и страшной боли, но более всего от невозможности справить естественную нужду. А когда через три дня под личным наблюдением моего отца повязку снимали и извлекали оловянную трубку с краником или пробкой, несчастный получал возможность слить мочу, которая била фонтаном. Если же несчастному освободить мочевой пузырь не удавалось, это значило, что мочеточник распух, помочь пациенту невозможно и он обречен на гибель. Но не будем кликать беду, для отца подобные случаи связаны с многочисленными потерями — финансовыми, эмоциональными, да и доброму имени от этого только ущерб, хотя все понимают, что определенный процент неудач неизбежен. Но те, кто, пройдя через муки, превращались в объект вожделения (Lustobjekt), приносили папочке неплохую прибыль. В среднем выходит не так уж плохо, говаривал он. Очень многие юноши оставались довольны своей судьбой, с присущей их возрасту бескомпромиссностью разделяя господствующее воззрение, что женщины — лишь препятствия и ухабы на пути к безгреховности, другие, напротив, впоследствии сожалели, ибо страсть все же пробуждалась в них, и все в них (кроме одного) восставало против моего отца; эти моего отца ненавидели, и, если случалось, что позднее пути их пересекались, они коварно сулили ему золотые горы, власть, влияние и уговаривали его вместе с семьей переселиться в роскошный дворец, где они дослужились до должности главного евнуха, что и в самом деле карьера головокружительная. Однажды случилось так, что мой отец клюнул на эту приманку, не подозревая об ожидавшей его мести, и вместе с чадами и домочадцами переселился в роскошный дворец (мать, естественно, была в восторге, она давно мечтала о таком дворце). Но вскоре он понял, что полностью оказался во власти своих, скажем так, бывших учеников. Они вынудили моего отца кастрировать четырех прекрасных своих сыновей, а последних заставили оскопить собственного (моего) отца. Гримальди, Фаринелли, Николини, напевал мой отец имена знаменитых кастратов, пытаясь делать хорошую мину при жуткой игре. Но что ждало их на этом пути, какие препятствия и ухабы, ему знать было не дано.

129

Один из дежурных преподавателей женского общежития городка Айка паническим тоном сообщил дежурному офицеру местного отделения милиции, что сегодня вечером вооруженный мужчина совершил нападение на двух гимназисток. Некоторое время спустя милиция задержала местного жителя, моего отца, вооруженного стартовым пистолетом «ягуар» с патронами. Что же произошло? В темное время суток мой отец с пистолетом в руке подошел на улице к моей матери и ее подруге, желая принудить их к жутким вещам (точнее, к совершенно конкретной вещи, каждую по одному разу). Моей мамочке удалось бежать, в то время как ее подругу мой отец схватил за руку и тут же признался ей в любви, сказав, что давно без ума от нее (sic!) и, если она не отдастся ему, он вынужден будет ее пристрелить. Девчонка пустилась бежать, а папашка мой, со страстью в душе и стартовым пистолетом в руке, остался стоять на обочине. Вскоре он был задержан, поскольку моя мать его запомнила и сообщила милиции точные приметы. Мой отец пребывает в недоумении, хотя прежде уже был судим за разбойные нападения. На сей раз он обвиняется в посягательстве на нарушение свободы личности. Я просто следовал естественным инстинктам, говорит он, — ну, в смысле, хотел ебаться, а если дело не выйдет, тогда убить, но это лишь в крайнем случае. И потом, девчонки ведь убежали, вернее сказать, затеяли игру в салочки, что, согласитесь, снимает с меня часть ответственности. И вообще, меня удивляет поведение органов власти. Которые лупили меня, как будто не понимали, в чем дело. Мне это кажется перегибом, хотя сознаю, что на такие вещи можно смотреть и с других позиций. Десяти заповедей, например. Не убий и т. д. Но для тех, кто их исповедует, есть Господь, который вместо них убивает. Это тоже непросто, но, согласитесь, это иное дело. Кто-то ведь должен брать на себя грязную работу.