Читать книгу - "Прошу, убей меня! - Легс Макнил"

Веселый дом[23]

Скотт Эштон: После первого альбома на нас не навалилась популярность и признание, и продажи шли не ахти как, но с нами подписали контракт на три альбома, и «Электра» решила, что мы будем делать второй альбом на их лос-анджелесской студии, так что мы писались там.

В «Fun House», нашем втором альбоме, мы попытались воспроизвести тот звук, который был у нас до первого альбома. Больше свободы форм, много импровизации, плюс мы пригласили Стива Маккея сыграть на саксофоне. Получилось живое выступление на студии.

Мир и любовь занимали там немного места. Мы как-то не собирались обеспечивать кому-то мир в душе. Нас больше интересовало, что происходит вокруг, насколько тоскливо все это дерьмо, и как тебя перерабатывают.

«Dirt»[24]— замечательный пример нашего поведения. Ну, представь: «Поебать на все говно, мы отбросы, нам все похуй».

Игги Поп: В апреле или мае 1970 года, когда мы вернулись в Детройт с записи альбома в Калифорнии, все изменилось. Из-за безработицы многие уезжали из города. Атмосфера здорово изменилась, и мы начали съезжать на тяжелые наркотики.

Кэти Эштон: Однажды вечером, когда я зашла в дом, там сидел совершенно незнакомый парень. Он, так сказать, просто ворвался в Веселый Дом и тусовался там в ожидании Stooges. Я решила, что это один из фанатов — он знал кучу всего о группе, очевидно, знал, где они живут, и вбил себе в голову, что они его возьмут к себе.

Оглядываясь назад, скажу, что Джеймс Уильямсон обрушился на нашу голову, как облако тьмы.

Рон Эштон: Мы встретились с Джеймсом Уильямсоном, когда играли в одной группе на концерте в институте. Его отец был бывшим военным, полковником. Ему очень хотелось вырвать Джеймса из рок-н-ролльной жизни, так что он послал сына в Нью-Йорк в школу для трудных подростков. Полковник ненавидел длинные волосы, так что нас не пускали в его дом. Но мы могли постоять на крыльце.

В следующий раз мы встретились с Джеймсом в отеле «Челси», когда писали наш первый альбом. Мы потусовались вместе несколько дней, а потом он исчез.

Когда Дэйва Александера уволили из группы, нашим басистом стал Билл Читэм, наш дорожный менеджер, который вообще не умел играть. Я показал ему пару примитивных аккордов. Он сыграл шесть концертов, а потом взмолился: «Можно я опять стану просто дорожным менеджером?»

Тогда мы начали прослушивать людей, и каким-то образом на прослушивании появился Джеймс Уильямсон. Я играл мощную, энергичную музыку, а он был куда более мелодичен, он продвинулся дальше моей манеры игры в стиле Stooge.[25]Получилось здорово — кто-то, кого я и так знаю, и кто умеет хорошо играть на гитаре.

Когда я сказал, что мы берем его в группу, первым делом он продал свой усилок за семьсот пятьдесят долларов. Он сказал, что поделится деньгами со всеми, чтобы у нас было на что есть. И когда он раздал каждому его долю, я подумал: «Отлично, у меня появилось немножко денег».

Потом ко мне приперся Игги и заявил: «Все сдают мне деньги на покупку героина и у меня есть кое-что сверх того на продажу, так что я верну тебе в два раза больше денег, если ты отдашь их мне сейчас».

Я ответил: «Не пойдет».

Но он продолжал клянчить и так меня достал, что я сказал: «Забери эти ебаные деньги, только отстань от меня!»

Скотт Эштон: Мы дружили с одним парнем, работавшим с МС5, и как-то пошли с ним на бесплатный концерт, где играли Parliament и Funkadelic. Мы тусовались за кулисами и спросили одного из членов группы, не хочет ли он покурить с нами хэша.

Мы забрались в кабину грузовика с оборудованием Parliament, и этот парень достал пакетики с белым порошком.

Я спросил: «Это кокс?»

Он ответил: «Неа, это герыч».

На моем счету тогда было немало дорожек кокса, но про герыч я ничего не знал.

Он спросил: «Хочешь попробовать?»

«Естественно».

Следующее, что я помню: я стою среди деревьев под проливным дождем. Я пытался отлить, ничего не получалось, но ощущения были классные.

Джон Адамс был чист, как стеклышко — он был строгим вегетарианцем, не пил, не курил и не употреблял наркотики. Но для нас он был и оставался старшим парнем с плохим прошлым. Когда-то он был джанки. Вел он себя, как бандит, и ему уже было двадцать семь, так что он казался нам старым.