Читать книгу - "Эрон - Анатолий Королев"

С приходом Мелиссанды странные братцы разом встали и ушли, оставив Антона наедине с двумя фуриями.

— Ма! мне нравится Аскилт. Посмотри — он так же обречен, как я. И он похож на Христа из плохих фильмов.

Все-таки мать?

— Вы хорошо воспитаны? — мать, причмокивая, курила крутые «Житан», вставляя ствол сигареты аккуратно в самую середину рта: была в этой невинности курильщицы тень неприличного. V нее низкий мужской и бессердечный голос и неряшливость в жестах: она восхитительно вульгарна…

— Плохо, — дерзил Алевдин.

— Вот видишь! — торжествовала Мелисса. — Он обязательно попытается меня изнасиловать.

— Вот именно, — мрачнела мать, — пусть лучше он изнасилует меня… Имейте в виду, мальчик, Мелисса помолвлена. И не верьте своим ушам и глазам. Она — исключительно нравственное создание и вам не по зубам. Я — иное дело. Пижоны — в моем меню всегда.

— Ма, твои комплименты, — злилась Мелисса, — хуже ругани. Пора перестать навязываться в матери… — И Антону: — Эта женщина выдает себя за мою мать. И я подаю ей мелочь.

Он провел на крыше всю ночь, утром его отвели в комнату для гостей, днем вся семья уехала на дачу, довольно далеко от Москвы, где Мелисса продолжала свою гипнотическую игру и… Аскилт… да, Аскилт! ей подчинился. Так Алевдин потерял сначала свое имя. Он стал чем-то вроде нового члена семьи, где с одной стороны его дразнила чувственная геометрия Мелиссы, с другой — каждый его шаг караулили молчаливые братья и, наконец стерегла пьянящая ночь лунной Мелиссанды; он чувствовал, что сможет добиться от нее всего, чего захочет. Стиснуть ногами эти мощные бедра. Он по-прежнему мудро не задавал никаких вопросов: кто они? откуда? чем занимаются? если есть якобы мать, то где отец? с кем помолвлена Мелисса? где жених? Аскилт брел по мелководью вожделения в ожидании, когда наконец его чресла затопит глубина. Он как-то почти забыл себя; однажды, позвонив Вите Бабову, узнал, что изгнан Орестом с работы, что в золотом зале пилит музыку другой человек, что номер его в гостинице аннулирован. Он снова стал бездомным. Пропал. Потерялся. И был рад такому повороту событий. Забыть себя — это же счастье.

Мелисса!

На десятую ночь она прокралась к нему в башенку для гостей — абсолютно голая, с жемчужной сеткой Джульетты на голове, гибкая, смуглая, с крохотными острыми сосцами суки, плоским животом и по-азиатски выбритым до синевы лоном. Но она была зла: Лежать, Аскилт!

Но тот и не подумал послушаться, а наоборот, предпринял самый решительный штурм — и получил страшный удар по голове. В пылу атаки он не заметил, как в комнату влетел один из братьев. Когда он пришел в себя, то обнаружил, что. наг, положен спиной вниз на палас, что руки его привязаны к ножкам кровати, а ноги — к ножкам массивного столика с мраморной столешницей и что при этом насилии и боли в затылке, фаллос его бесстыдно возбужден.

Мелисса с отвращением рассматривала венозный мужской побег, увенчанный змеиной головкой слепой гадюки: бренность не оставляла никаких надежд.

— Тихо, Аскилт! — Мелисса приложила палец к губам и уселась прямо на грудь. Она была разгоряченной, и тело ее издавало приятный запах духов, цветов, благовоний. В левой руке она держала пузырек с йодом, в правой — ватный тампон, которым притронулась к голове. — Как отвратителен всякий мужчина, — сказала Мелисса, капая на грудь йодом и рисуя коричневым пальцем йодные узоры. — Неужели любовь для тебя — эти тыканье маленькой кишки в полую трубку? Как это гадко. Ты какое животное, Аскилт?

— Нас такими создал Бог, — с трудом слепил слова потерявший имя Антон.

— Бог! — вскочила Мелисса как ужаленная. — Какая чушь!

Она метнулась к трюмо, там отразилась вторая Мелисса, и, выдвинув с грохотом ящичек, выхватила острые длинные ножницы.

— Хочешь, — ее ноздри раздулись от возбуждения, — хус отрежу.

И ножницы страшно зевнули в воздухе пылающими лезвиями.

Холодный нот окатил Аскилта, Мелисса была сама ярость священного, и, о ужас, фаллос настаивал на своем исступлении. Мелисса присела на корточки и провела кончиком ножниц по животу от пупка — чертой — вниз. Острый холодок обжигал. А затем больно кольнула в мошонку. — Боже, какой урод! Я никогда не видела так близко свое будущее… — Она с брезгливостью жрицы взяла бодец в смуглую ручку и, резко обнажив головку гада, осторожно вставила стальное лезвие в нежную ямку. Аскилт вскрикнул. Но страх не оборвал вожделения. Мелисса расхохоталась.

Здесь в комнату спокойно вошла Мелиссанда, мать? с вечной сигареткой в зубах, в ночном пеньюаре; Мелисса! вскрикнула она… отдай. Дочь покорно отдала ножницы и получила пощечину.

— Иди к себе, дрянь.

И они вышли.

Потерявши» имя лежал в унизительной голизне и думал о том, что сутью фурии-девственницы оказалась тяга к оскоплению. Мелисс-са-оскопительница! И по-прежнему, несмотря на пережитый ужас и лед лезвия, ум Аскилта продолжал вожделеть. Не без страха человек открывал в себе такую сосущую глубину похоти.

Тут вернулась Мелиссанда, ее лицо под густым слоем ночного крема было бесстрастно. На миг остановившись над ним, ока выпростала из-под края пеньюара голую сверкающую ногу в косматой дымке адских ресниц и легонько пнула краем лакированных ногтей мужской срам. И в ответ на отвращение уд, благодарно слабея, расстрелял молочное семя на пегую изнанку мраморной столешницы.

— Самец! — вынув из губ сигаретку, Мелиссанда с нежной злостью прижгла кожу на груди Аскилта. Человек бессильно закрыл глаза — пол настаивал на плоти, отрицая всякое человеческое.

Полчаса спустя братья освободили его от пут, почти молча, насмешливо, равнодушно.

— Спорим, что она отрежет ему хер, — сказал один из них, кажется, Герман.

К тому времени они все впятером оказались далеко от Москвы, в сосновом перелеске вдоль песчаных пляжей близ Юрмалы, в компании ленинградских нудистов. В редком лесочке на заветной полянке стояло несколько палаток плюс два автоприцепа и полдесятка машин; нудистов набралось тринадцать человек: шесть девушек, два близнеца шведа, Мелисса с братьями и одинокий рабствующий Аскилт.

Каким ленивым блаженством был полон июньский день: голубизна небес в тенетах перистых облачков, нежгучее солнце, тихо льющее на мир пестрое золото легких лучей, горячий чистый песок, охваченное сном стеклянистое ровное море, которое подавало признаки жизни только в трех шагах от края балтийской чаши, где вдруг загибалось хрустально-плещущим валиком глади, молча разливаясь пенной лужей по отмелям из песка. Волна наката была так мала, что не могла замочить хвосты чаек, стоящих на малиновых ножках вдали от берега перистым снежным лукоморьем.

Сны в летнюю ночь кончились самым гадким образом. В один прекрасный день их лагерь окружила рижская милиция. Нудисты подняли было хай, но все точки над i расставил обыск палаток с помощью натренированной на хуанку собаки. Маленький юркий терьер обнаружил наркоту. Всех погнали в спецавтобус и повезли в Ригу на анализ крови. Латыши ведут себя корректно, но без капли «нисхождения: у троих, в том числе у Антона, анализ показал след употребления наркотиков… а ведь он только курил и не прикасался к игле. Вдобавок у него не было с собой никаких документов. В результате именно он был задержан для выяснения личности и провел в камере предварительного заключения десять суток в компании румынских цыган, которые ни слова не говорили на русском. Казалось, грозит следствие, но внезапно его вежливо выгнали, сославшись на важнейший звонок из Москвы, и Аскилт вернулся в заветный лесок — никого! кроме следов от машин, пепелищ от костра… при свете дня вид отвратительный: мусор, обломы кустов, изнасилованная трава и земля. Аскилта бросили, как жестянку из-под пива.