Читать книгу - "Собрание сочинений в 9 тт. Том 5 - Уильям Фолкнер"

нам через поле, — и вся сжалась как бы, подалась назад, и рука прижата к платью на груди. Едут лейтенант вдвоем с сержантом; лейтенант по виду не намного старше меня с Ринго. Увидел бабушку, снял форменную шляпу. И она вдруг отняла руку от сердца — а в руке та бумага — и протянула лейтенанту молча. Лейтенант развернул, сержант через плечо в нее заглядывает. Потом сержант поднял на нас глаза, сказал:

— Тут пишется про мулов, а не лошадей.

— Мулов там до первой сотни, а последние двенадцать — лошади, — сказал Ринго.

— Проклятие! — выругался лейтенант по-девичьи. — Говорил же я капитану Боуэну, что не надо нас сажать на трофейных лошадей.

— Вы что же, отдаете им коней? — сказал сержант.

— А что еще мне делать? — сказал лейтенант с таким видом, будто вот-вот заплачет. — Сам ведь генерал наш подписал!

Так что теперь у нас пешком шло только человек пятнадцать — двадцать, а остальные все верхом. Поехали мы дальше. А солдаты стоят у дороги под деревом, и седла их с уздечками лежат рядом на земле. А сам лейтенант со шляпой в руке бежит рядом с повозкой, глядит на бабушку и чуть не плачет.

— Вам, — говорит, — встретятся войска, непременно встретятся. Пожалуйста, передайте им, где мы, и пусть пришлют нам что-нибудь — верховых лошадей или фуры. Не забудете?

— Тут назади, миль двадцать или тридцать, стояли ваши и хвалились, что у них три мула лишние, — говорит Ринго. — Но мы про вас скажем, если еще кого увидим.

Едем дальше. Впереди городок показался, но мы объехали его; Ринго даже не хотел исполнить просьбу лейтенанта, но бабушка велела остановить мулов и отрядила в город одного из негров передать про тех обезлошаженных солдат.

— Что ж, хоть одним едоком у нас меньше осталось, — сказал Ринго.

Поехали дальше. Ехали теперь быстро, меняя упряжку через каждые несколько миль; встречная женщина сказала нам, что мы уже в штате Миссисипи, и под вечер мы выехали на бугор, и вот они, печные наши трубы, торчат под косым солнцем, а за ними — хибара, и Лувиния нагнулась над корытом, а на веревке ветер колышет постиранное — яркое, мирное.

— Останови, — сказала бабушка.

Мы остановились — повозка, сто двадцать два мула и коня и так и не сосчитанные негры.

Бабушка медленно сошла, повернулась к Ринго.

— Слезай, — сказала бабушка; взглянула на меня. — И ты тоже. Потому что ты молча лгал.

Мы слезли с повозки.

— Мы лгали, — глядя на нас, сказала бабушка.

— Это бумага, а не мы, — сказал Ринго.

— В бумаге обозначено сто десять. А у нас здесь сто двадцать два, — сказала бабушка. — На колени.

— Но янки сами, еще до нас, украли их, — сказал Ринго.

— Но мы лгали, — сказала бабушка. — На колени. — И опустилась первая. Мы стояли у дороги на коленях все втроем, пока она молилась. Развешанная на веревке стирка мирно, ярко поколыхивалась на ветру. Лувиния уже нас увидала; бабушка еще не поднялась с колен, а та уже пустилась к нам по выгону бегом.

УДАР ИЗ-ПОД РУКИ

1

Когда Эб Сноупс погнал в Мемфис ту девятку мулов, Ринго, Джоби и я были заняты новой изгородью. Потом Ринго уехал на своем муле, и догораживать остались мы с Джоби. Бабушка спустилась один раз к нам в низину и оглядела новые звенья изгороди; они расширяли загон почти на два акра. Это было через день после отъезда Ринго. А вечером, когда я с бабушкой сидели у огня, вернулся Эб Сноупс. Он сказал, что выручил за мулов только четыреста пятьдесят долларов. То есть он просто достал из кармана деньги и подал бабушке, а та сочла их и сказала:

— Это выходит лишь по пятьдесят долларов за мула.

— Выходит так, — сказал Эб. — А если вы способны больше выручить, то милости прошу — следующую партию сами продавайте. Я уже признал, что в подметки не гожусь вам как добытчик мулов; возможно, я слаб тягаться с вами даже и как сбытчик мулов.

Он все время жевал что-то — табак либо ивовую кору, когда не мог достать табак, — и рубашку носил вечно без воротничка, а в военной форме его отроду никто не видел, хотя в отсутствие отца Сноупс любил распространяться о том, как он служил у отца в полку и какие дела они с отцом вершили. Но я как-то спросил отца об этом, и он удивился: «Кто? Эб Сноупс?» — и рассмеялся. И все же сам отец велел Эбу приглядывать за бабушкой в свое отсутствие, но одновременно велел мне и Ринго приглядывать за Эбом Сноупсом: Эб, дескать, все равно что мул — по-своему неплох, но, пока он в упряжке, за ним гляди в оба. В общем, однако, бабушка ладила с Эбом, хотя каждый раз, когда Эб сбывал в Мемфисе мулов и возвращался с деньгами, он заводил одну и ту же песню:

— Да уж. Легко вам говорить, мэм, сидя тут в безопасности. А я гони эту чертову скотину в Мемфис, без малого за сотню миль, и причем незаметно чтоб, а тут кругом Форрест со Смитом колошматятся[29], и того гляди напорюсь на патруль янки или наш, и всю скотину конфискуют к бесу вместе с недоуздками. А пригнал в Мемфис, в самую сердцевину вражьей армии, и веди продавай к итинданту, который каждую минуту может разглядеть, что тех же самых мулов купил у меня неполных тому две недели. Да уж. Легко говорить тому, кто, сидя тут на месте, богатеет и ничем не рискует.

— Вы считаете, что, добывая мулов у янки, чтобы снова снабдить вас товаром, я ничем не рискую, — говорит бабушка.

— Почему ж. Рискуете все форменные бланки израсходовать, — говорит Эб. — Если вам мало отхватывать по пять-шесть сотен долларов за раз, так чего ж вы у них больше мулов не ри-кви-зи-руете за один заход? А то написали бы приказ за генерала Смита, чтобы весь итиндантский обоз вам передал, с четырьмя, скажем, фурами новых ботинок. Или еще лучше — выбрали бы день, когда казначей к ним наезжает, и сочинили бы требованье на весь денежный фургон; тогда не надо бы и возиться нам после, искать покупателя.

Деньги были все новыми бумажками. Бабушка свернула их аккуратно и вложила в жестянку, висящую на шее на шнурке, но не стала прятать ту жестянку в вырез платья (а уж под кровать, под оторванную половицу бабушка при Сноупсе и тем более никогда ее не прятала). Она сидела, глядя на огонь, с жестянкой в руке и