Читать книгу - "Я смогла все рассказать - Кэсси Харти"

Лодка-дом коричневого цвета выглядела грязноватой. Сначала Билл вывел меня на палубу, а потом столкнул вниз по ступенькам в каюту, где я увидела некое подобие кровати. Другой мебели там не было, только кровать. Мне стало очень холодно. Я надеялась, в лодке будет тесно, и Билл не сможет еще раз надругаться надо мной, но места было более чем достаточно. Он уселся на кровать и поставил меня перед собой.

– Раздевайся, – приказал он, и я заплакала.

Когда Билл «играл» со мной, я старалась отрешиться от происходящего. Но, к сожалению, не могла забыться настолько, чтобы даже воспоминаний не осталось. Нет, я просто приучила себя думать о чем-то другом, например о море. Я представляла, как волны накатывают на берег и с шипением убегают обратно. Это не избавляло от страха, но делало его терпимым. Я пыталась отключиться, как бы сложить всю мерзость в одну маленькую коробочку и спрятать ее где-нибудь в надежном месте. Если потренироваться, то смогу полностью блокировать свои чувства в такие моменты, говорила я себе. Но, раздеваясь перед Биллом, чувствовала себя уязвимой и не могла отвлечься, не могла притвориться, что все это происходит не со мной. Это происходило со мной. Здесь. Сейчас. Я была всего лишь беззащитной девочкой.

– Давай раздевайся, – снова потребовал Билл, и я повиновалась. А что еще мне оставалось? Я стала медленно расстегивать кардиган и блузку, стянула через голову нижнюю рубашку, затем присела на край кровати, чтобы снять носки с ботинками.

Все это время дядя Билл трогал себя и глухо урчал.

– Прекрасна, ты просто прекрасна, – бормотал он, пожирая меня глазами, – и ты вся моя.

Я никак не могла заставить себя снять трусики, но Билл сорвал их, повалил меня на кровать и силой раздвинул мне ноги.

– Я так люблю тебя, – заговорил он. – Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю? Я так скучал по тебе и по нашим веселым играм. Тебе ведь тоже их не хватало? А, Кэсси?

Прежде чем я успела ответить, ужасная боль пронзила мое тело. Ни с чем не сравнимая, ужасная боль. Он все наваливался на меня, совершая сильные толчки тазом, я пыталась закричать, что мне больно, но голос не слушался. «Любовная игрушка» стала орудием пытки. Им управлял мой крестный, которого я называла дядей. Как он может? За что? Что я сделала, чтобы заслужить такое?

Я больше не плакала. Закрыв глаза, я задержала дыхание. Меня больше не было, я умерла. Лишилась всего человеческого и стала просто объектом, вещью. Мои мучения длились бесконечно долго, гораздо дольше, чем в другие разы.

Когда все закончилось, Билл, клявшийся мне в любви, так сильно оттолкнул меня, что я упала на пол. Ругаясь, он пытался натянуть штаны и почему-то никак не мог справиться с пуговицами.

– Встань и помоги мне застегнуть их! – закричал он.

Я замотала головой. Не буду я прикасаться к грязным потным штанам. Я лежала на полу без движения. Было очень больно и страшно. С какой стати я должна помогать ему после боли, которую мне пришлось вытерпеть?

Когда он повторил, я все же повиновалась и трясущимися пальцами застегнула его штаны. Меня всю трясло от его «игр». Казалось, каждую мышцу сводит от отвращения. У меня зуб на зуб не попадал, ноги стали ватными и подгибались, а сердце бешено колотилось в груди. Все тело протестовало против жестокого обращения.

Всю дорогу домой я сидела молча, обхватив себя руками за плечи. Билл время от времени поглядывал на меня и улыбался.

– Нужно почаще бывать на лодке, Кэсси, скоро снова туда поедем, – наконец сказал он. – Ты помнишь, что это наша маленькая тайна? Никому ни слова о том, что случилось. Ты ведь знаешь, что тебя ждет, если ты проболтаешься. – Он помолчал и добавил: – Да тебе все равно никто не поверит.

Зачем он каждый раз это повторял? Я полностью убедилась, что мне не верят. Родная мать называла меня лгуньей.

Билл подвез меня до самого крыльца, погладил по колену и довольно улыбнулся; глядя на него, можно было подумать, что мы ездили в зоопарк или в парк аттракционов.

– До скорого, Кэсси, – сказал он, когда я взялась за ручку на дверце, намереваясь выйти из машины. – Скажи маме, что я очень спешил, поэтому уехал, не попрощавшись. Мы с ней в другой раз поговорим.

Дома я сразу же заперлась в ванной. Никто не спросил, как у меня дела или как я съездила. Пустив воду, я разделась, забралась в ванну и стала мыться. Я терла и терла себя мочалкой, до красноты, до крови. Мне хотелось стереть с кожи следы прикосновений Билла, смыть липкую белую жидкость, выплеснувшуюся в меня из его «игрушки».

К чаю я не спустилась, но никто не пришел поинтересоваться, что со мной. Я насухо вытерлась и легла в постель. Снова и снова я молила Бога избавить меня от Билла и в конце концов, наплакавшись в подушку, уснула. Я была самой одинокой девочкой в мире. Мои проблемы никого не интересовали. Всем было наплевать.

Поездки «в плавучий дом» стали нормой. Билл договорился с мамой и стал встречать меня после школы три раза в неделю, в те дни, когда у меня не было репетиций в хоре или занятий в «Юношеской бригаде». По вторникам и пятницам я могла не бояться, а все остальные дни была в его власти.

– У бедняжки такие тяжелые учебники, – говорил он, – надо ей помочь. Как хорошо, что у меня есть машина, и я могу встречать Кэсси из школы хоть каждый день.

По пути домой Билл всегда сворачивал с дороги и заставлял меня играть в одну из его игр – либо совал свою «игрушку» мне между ног, либо заставлял брать ее в рот и лизать, или же я должна была обхватить ее рукой и быстро-быстро водить вверх и вниз, пока не выстрелит вязкая белая жидкость. Домой мы возвращались поздно, но он всегда придумывал какое-нибудь объяснение для мамы: пришлось заехать куда-то по делам или кого-то подвезти, кончился бензин и тому подобное. Зря старался – ей было все равно. Она даже не замечала, что он привозит меня позже обычного.

По выходным он «играл» со мной на лодке. Он говорил, что его «игрушка» разозлится, если я не буду с ней хорошо обращаться. Под хорошим обращением он подразумевал то, что я должна поглаживать ее, пока она не станет твердой, а затем нужно было брать ее в рот и облизывать «дочиста».

Я никогда не смотрела ни на самого Билла, ни на его гениталии. Я старалась найти у себя в голове такой уголок, где мое сознание могло бы просто отключиться и забыть о мерзкой плоти в руках, во рту или между ног. Я старалась вычеркнуть из памяти потное, искаженное гримасой удовольствия лицо Билла, склоняющееся надо мной, и его пухлые жадные губы.

Билл заставил маму сказать родителям Клэр, что я больше не буду оставаться у них по пятницам, потому что в субботу я была нужна ему чистенькой и свеженькой, готовой к целому дню «игр». Я стерпела и это. В моей жизни больше ничего уже не зависело от меня. Я была просто бессильна что-либо изменить. Иногда он привозил с собой корзину для пикника или покупал по дороге что-нибудь перекусить, но я всегда отказывалась есть. Страх и постоянное напряжение начисто отбивали у меня аппетит. Мы не оставались на лодке на ночь, но все равно получался почти целый день. Длинный ужасный день, полный боли и унижения.