Читать книгу - "Время ландшафтных дизайнов - Галина Щербакова"

– Ну, ладно. Завтра я улетаю…

– Завтра? Как завтра? – Как же он представлял это «поедешь со мной?»

– Ты решай с Алиской. Я буду звонить. Вот тебе деньги на решение нужных вопросов. – Он достает мне пачку долларов. – Я позвоню, держи меня в курсе дела. У девочки есть бабушка и дедушка. Есть квартира. Ты была с ней в самую трудную минуту. Минута кончилась, Инга. А сейчас у меня будут трудности. И кто же, как не ты?

И снова вылетает шнур, и соскальзывают со стола синтетические салфетки, и падает с холодильника кусок ароматного хлеба.

Мы как подорванные целуемся на пороге, потом у лифта, потом в лифте – оказывается, я спускаюсь с ним. Уже светло, и мы еще какое-то время сидим на лавочке, а потом я смотрю, как с зажженными фарами – забыл выключить? – он уплывает в легком утреннем тумане. Откуда я, у которой еще болят губы, знаю, что это конец? Что никогда больше…. Сердце делает непривычный кульбит, кажется, оно слегка оторвалось и повисло на одной жиле. Ну да, ну да… Ведь это другие люди – двужильные, не про меня сказ. Одножильная, я подымаюсь домой. Я оставила открытой дверь. Два шага – и в постели распахнуто лежит девочка. Как можно в наше время быть такой раззявой? Потому что ты не мать, не мать, – слышу я голос мамин – не мамин, чей-то. Видишь, как легко ты могла ее бросить ради лишнего поцелуя? Нет лишних поцелуев, – кричу я себе, – они все до одного остро необходимые. Я тщательно запираю дверь и ложусь в ногах Алиски. Она толкает меня розовой пяткой. Кажется, я даже уснула. Проснулась оттого, что на меня кто-то побудительно смотрит – это Алиска уже сидит в постели и удивленно разглядывает меня – полуодетую, полузастегнутую.

– Ты чего? – спрашивает она. – В чистую постель в джинсах?

– Засиделась и рухнула, – говорю я.

– По-ня-я-тно, – отвечает она.

Надо вставать, надо прожить этот день – из минуты в минуту, потом завтрашний, потом третий. Дни без Игоря. Он будет звонить, и я должна дать ему ответ. Я уже не сомневаюсь, что сегодня поеду к родителям Татьяны. Я стараюсь не смотреть на Алиску. На холодильнике деньги. Надо выяснить, сколько стоит школа. Если я сумею оплатить хотя бы полгода, мне легче будет разговаривать с бабушкой и дедушкой.

Я звоню в школу. Денег Игоря хватает именно на полгода. Алиска привыкла за лето таскаться за мной, сейчас мне надо ее оставить дома, потому что я не могу ее взять туда, куда я собираюсь. За все время, что прошло после гибели Татьяны, никто из родни не поинтересовался ею, не спросил по телефону, не взял на воскресенье. Этим людям я должна ее отдать.

– Осторожно ходи, – говорит она мне.

Я виновато целую ее, даю указания, что говорить по телефону: «Инга уехала по заданию. Будет после трех».

Если б ты знала, девочка, какое у меня задание.

Редактор одного из журналов, в который я поставляю заметки с выставок, дама с лошадиными зубами, объясняет нам, незамужним дурам:

– Личное счастье, девушки, доступно только сильным, ибо счастье – вообще совокупность высших энергий. А посему за него пристало бороться любыми способами. Спринтом, борьбой, засадой, спуртом. Все средства хороши, потому что личное счастье – твое сокровище, как твое дитя. Грызи, кусайся, нападай. И пусть неудачник плачет.

Сама она удачлива во всем: и в бизнесе, и в любви. Я просто вижу, как вгрызались ее выбеленные у дорогих стоматологов челюсти в сопротивляющийся ей материал, как летели куски мяса с кровью, а потом вышколенный плебс убирал следы борьбы, ибо: «Не надо оставлять следов вашей борьбы за счастье. Здесь не важен процесс, важен только результат». Все внимали ей как пророчице, а я – зараза из прошлого, с вирусом книжного червя, плюс папина дочка – не делай другому то, что не хочешь, чтоб делали тебе, – вякнула: «А куда будем девать слезинку ребенка?»

– Фак! – вскрикнула лошадь, и зубы ее прошлись друг по дружке, вызывая озноб скрипом. – Дети имеют привычку плакать всегда, у меня трое, я знаю. И ничто так быстро не высыхает, как детские слезы. Они пар.

Я вспоминаю Алиску. Она никогда не говорит о матери, она смеялась уже на третий день ее смерти. Господи! Но эти два дня, без смеха, что, ничего не значат? Я же ей даже не мать. Ловлю себя на том, что идеологически я обставила уход от Алиски, что мне он кажется даже не предательством, а неким чудесно свалившимся благом: бабушка и внучка найдут, наконец, друг друга, и мне еще скажут спасибо. Оно мне нужно, спасибо? Да, хотелось бы, идиотничаю я. Хорошо, когда к руке, бьющей тебя, прикладываются с благодарностью. Я готовлю речь. Уезжаю, мол, за границу. Полугодие школы оплачено. Все будет хорошо – не исключено, что я заберу потом девочку к себе, но пока…

«Я, видите ли, выхожу замуж», – это надо будет сказать как бы apart. И я с гордой скромностью наклоню голову.

* * *

В квартире Танькиных родителей плачет младенец.

– Вот, у сына родился сын, – говорит мне бабушка, – а работа кончилась. Невестка – девчонка из школы, бестолочь, привыкла к памперсам этим чертовым, а я говорю: «Нечего изображать из себя иностранцев. Стирайте подгузники. Веками стирали, и ничего».

Ни слова об Алиске, а глаз настороженный, злой, ждет от меня плохого.

Я заученно, чувствуя некрасивость собственных слов и ненавидя себя за это, объясняю ситуацию.

– Понятно, – отвечает бабушка. – Поняли, почем фунт лиха? Дети – это только говорится: счастье. Они ведь, сволочи, вырастают. Но вот что я вам скажу. Ни в какую эдакую школу девчонка не пойдет. Пойдет в обычную школу, будет нянчить братца. У детей греха должно быть трудное детство. Чтоб отслужить за все.

Я как-то странно улавливаю подводное течение ее слов. Она мне сейчас будет рисовать картину страданий Алиски, и я понимаю: это трюк, ее способ спасения от сваливающихся на нее неожиданных проблем, но понимание игры не мешает мне страдать от ее слов, мучиться сознанием собственной вины и бессилия. В комнату входит невестка, с виду едва восьмиклассница, на руках кулечек.

– С вами теперь, – говорит бабушка, – будет спать Алиска, нам ее возвращают.

– Здрасте! – кричит «восьмиклассница». – На голове что ли?

– У вас большая комната, а у нас с дедом – семь квадратов. Воздуха не хватает.

– Пердели ли бы меньше! – кричит невестка. Кулечек выгибается в руках, краснеет и подает пронзительный голос.

– Но у Алисы есть квартира, – говорю я то, о чем сама забыла, – квартира Тани.

– Это что еще за квартира? – восклицает кормящая «восьмиклассница».

По лицу бабушки видно, как она всполошилась.

– И что? – кричит она. – Что с того? В ней люди живут.

– Какие люди? – спрашиваю я.

– Не ваше это дело! – кричит бабушка. – Вы нам никто! Езжайте в вашу заграницу и возвращайте девочку. И не интригуйте тут! Квартира действительно Алисина. Так что не вам давать указания. Тоже мне нашлась!