Читать книгу - "Я - Шарлотта Симмонс - Том Вулф"

Едва она вышла из автобуса, как папа с мамой просто засыпали ее вопросами о Дьюпонте. Им даже в голову не могло прийти, что дочка не будет прыгать и хлопать в ладоши от восторга, рассказывая о первых месяцах студенческой жизни. Уверенность родителей в том, что она и сейчас испытывает те же чувства радости и триумфа, как и в августе, когда ехала в Дьюпонт, показалась Шарлотте ужасно наивной и даже вызвала раздражение. Ну в самом деле, что за детский сад: выстроились, как на параде, и улыбаются — рот до ушей, всячески демонстрируя энтузиазм по поводу того, о чем они на самом деле и понятия не имеют. Другими словами (словами, которыми она даже про себя никогда не пользовалась), не родители, а полный отстой.

Если бы не уныние и апатия, охватившие Шарлотту, то град глупых вопросов привел бы ее в бешенство. «Как там Беверли? Вы с ней подружились? Не ссоритесь? А вообще как тебе жизнь в общежитии?» Родителей переполняла гордость за полученные дочерью высокие оценки, а до того, что будь ее воля, она бы стерла весь чертов Дьюпонт с лица земли, им никакого дела не было. «А какие предметы тебе больше всего нравятся?» И вот наконец тот вопрос, которого она ждала со страхом и с пониманием его неизбежности: улучив момент, в разговор влез Бадди, хитро улыбнулся, подмигнул и поинтересовался, есть ли у нее бойфренд. Папа от неожиданности закашлялся, а потом тоже несколько игривым тоном сказал, что и ему хотелось бы услышать ответ на этот вопрос.

Только мама заметила, что ее ненаглядная девочка вовсе не рвется отвечать на вопросы и отговаривается бесконечными «не знаю» и «понятия не имею». Впрочем, мама предпочла списать такое странное поведение Шарлотты на усталость после десятичасового переезда. Она просто оказалась не готова к тому, что ее гениальная дочь приедет домой в плохом настроении, а если сказать откровенно — даже хуже, чем в плохом.

На самом деле Шарлотта ничего не имела против долгой и утомительной поездки. Нормальные жизнерадостные люди воспринимают день, потраченный на переезд, как потерянный, и в рассказах о таком путешествии обычно называют его «бесконечным». Человек же, находящийся в депрессии, подавленный и внутренне опустошенный, только радуется каждому лишнему часу, проведенному в пути; он бы обрадовался, если бы поездка действительно оказалась бесконечной, потому что на время перемещения из одного пункта в другой все печали, тревоги и отчаяние словно отступают… чтобы вспыхнуть с новой силой в момент прибытия. Что, спрашивается, в ее положении могло быть лучше, чем оказаться среди незнакомых людей, сесть в мягкое кресло космического корабля и почувствовать, как этот корабль стремительно уносит тебя прочь от Земли? С учетом того, как высоко над землей находились мягкие удобные кресла автобуса, представить себе поездку полетом было совсем не трудно; помогали этому и огромные, почти наглухо затонированные окна автобуса: смотришь на проплывающие мимо пейзажи, кажущиеся незнакомыми сквозь это стекло, а снаружи тебя никто не может увидеть… «Господи, прошу Тебя, пусть эта поездка так и длится вечно или забери меня к себе сегодня же ночью».

Сидя в преодолевающем трудный путь стареньком дребезжащем пикапе, зажатая между папой и мамой, Шарлотта не отрываясь смотрела на снег, выхватываемый из темноты лучами фар. В этом странном освещении снежный вихрь действительно представал чем-то диким и демоническим, пугающей стихией, способной преградить путь кому угодно. Шарлотта вдруг поймала себя на том, что мечтает об аварии: вдруг пикап занесет, сбросит с дороги, и он перевернется и улетит в темноту, покатится по крутому склону, а потом наконец взорвется и развалится на куски. Да, авария, а дальше nihil,[31]и ex nihilo[32]появляется Господь Бог и забирает ее с собой в ночную тьму.

Такого рода аварии со смертельным исходом уже случались на шоссе 21 — но… что будет тогда с мамой, папой, Бадди и Сэмом? Какие бы мрачные мысли ни одолевали Шарлотту, она еще не дошла до такого состояния, когда люди желают смерти не только себе, но и своим близким. Смерть четверых вовсе не желающих расставаться с жизнью людей — не слишком ли высокая цена за то, чтобы Шарлотта Симмонс смогла уйти в лучший мир, заставив при этом если не прослезиться, то, по крайней мере, вздрогнуть всяких там Беверли, Глорий, Мими… и некоторых… членов студенческих братств. Нет, нет, с папой и мамой ничего не должно случиться, ведь они любят ее, любят вне зависимости от того, учится она в Дьюпонте или нет, и они примут ее обратно в лоно семьи, даже если дочка признается им в своем падении. В общем, через некоторое время Шарлотта поймала себя на том, что придумывает такие хитрые и маловероятные варианты аварии, в которых оборвалась бы только ее жизнь, а остальные сидящие в машине остались бы живы и невредимы.

До рассвета оставалось всего несколько часов, а потом будет уже поздно. Да, Шарлотта Симмонс считала себя чуть ли не гениальной, а на то, чтобы решить простенькую задачку, мозгов не хватило. Спрашивается: сколько времени понадобится маме, чтобы уже не почувствовать, а убедиться в том, что с ее дочерью произошло страшное несчастье — что ее хорошая девочка фактически совершила моральное самоубийство? Что скажешь, мама? Сколько времени уйдет у тебя на это? Двадцать минут? Тридцать? Неужели целый час? А ведь кроме мамы есть еще мисс Пеннингтон. Что ей-то сказать? Наврать, что все замечательно? Что она никогда еще не жила такой бурной, такой интеллектуально и духовно насыщенной жизнью? Что ж, если бы она была уверена в своем умении врать, плести небылицы и делать хорошую мину при плохой игре — такую ложь можно было бы назвать ложью во спасение. Веселая и счастливая Шарлотта Симмонс была бы своего рода оправданием сорока лет, проведенных ее учительницей в средней школе этих Афин Голубых гор, носящих название Спарта. Что ж, если бы это удалось… и что тогда? Эта ложь стала бы лишь трех-, четырехнедельной отсрочкой. А по окончании этого срока маме и папе придет официальное письмо с оценками, полученными их дочерью за первый семестр. Мама и папа, ничего не понимающие в университетской системе обучения, непременно побегут к мисс Пеннингтон, чтобы похвастаться ей и удостовериться, что их ненаглядная дочь — по-прежнему круглая отличница. Да, они понятия не имеют о том, что такое стипендия Роудса, cenacle — круг избранных, матрицы идей, а уж тем более «Мутанты Миллениума». Им даже сложно представить, насколько высоким должен быть средний балл, полученный за каждый семестр, чтобы можно было вести речь о поступлении в аспирантуру пусть не в Дьюпонте, но хотя бы в каком-нибудь достойном университете страны. А вот мисс Пеннингтон в таких вещах разбирается.

Папе удалось удержать пикап на дороге и не слететь в пропасть. Но и это еще не все, на то, чтобы добраться до дома, он потратил куда меньше времени, чем надеялась придавленная грузом собственной вины дочь. Шарлотта и оглянуться не успела, а они уже въехали в Спарту и остановились перед одним из трех светофоров: на перекрестке шоссе 21 и шоссе 18. Подвешенный на тросах посреди перекрестка светофор качался на ветру, и казалось, он вот-вот сорвется и унесется вместе со снежным зарядом куда-то вдаль. Ощущение было такое, будто снег вознамерился задушить маленький городок в своих объятиях. Прохожих в такую погоду, естественно, не было, главная улица совершенно пуста — ни одного человека. Вот здание городского суда — старинный дом из красного кирпича с непривычно темными, словно провалившимися глазницами окон и непривычно пустой площадкой перед входом. Хоть кино снимай про начало девятнадцатого века — ничего не изменилось. Разве что пришлось бы убрать более современную стелу из полированного гранита, установленную на главной улице напротив мэрии. Пала нажал на педаль газа, и машина поехала дальше… мимо того самого перекрестка, где Шарлотта когда-то давно нарушила правила, шагнув вслед за Реджиной на красный свет. Тогда у нее тоже не хватило мужества и силы воли противостоять искушению…