Читать книгу - "Родной берег - Уильям Николсон"

Эд решил остаться на ужин, и они с Ларри допили бутылку.

Рекс извинился: он вынужден уйти, надо лечь пораньше.

Друзья остались вдвоем. Эд, устремив на Ларри холодный взгляд голубых глаз, произнес:

– Возникает вопрос: не открыть ли нам бутылку номер два?

– Она может оказаться хуже, чем номер один, – заметил Ларри.

– Это правда.

– И тогда мы чертовски расстроимся, – продолжил Ларри.

– Может быть, – подтвердил Эд.

– Но мы же справимся с разочарованием?

– Как всегда. – Эд кивнул. – Шоу должно продолжаться.

– Рискнем!

Эд открыл вторую бутылку и наполнил бокал Ларри.

– Пока мне нравится, – сказал Ларри, попробовав.

– Пока да, – согласился Эд.

– Мы живем надеждой, – заметил Ларри.

– Еще одна причина, по которой я сегодня пришел, – попросить тебя быть шафером у нас на свадьбе.

– Почту за честь.

– Китти хочет венчаться в церкви. Без всякого шика, конечно. Но ей хочется, чтобы мы принесли все обеты, как полагается.

– Значит, надо пойти ей навстречу.

– Легко тебе говорить. Я-то от всего этого далек.

– И что? Притворись, да и все. Неужели не сможешь?

Эд откинулся на спинку старого глубокого кресла и уставился в потолок.

– Да могу, конечно, но я женюсь на девушке, которую люблю, и хочу, чтобы все было по-настоящему. Хочу верить в то, что говорю, не желаю лгать.

– Ты и не лжешь. Просто произносишь слова, которые для тебя мало что значат.

– А ты бы на собственной свадьбе так поступил?

Ларри промолчал.

– Китти верит в Бога. Я спросил почему. Она ответила, что не знает.

– Не принято спрашивать, кто и по какой причине верит в Бога, – заметил Ларри. – Вера иррациональна. Веруешь, и все тут.

– Почему же со мной не так?

– Понятия не имею. Должно быть, ты когда-то тоже верил. – Могу привести тысячу доводов, опровергающих существование Бога, и не знаю ни одного, подтверждающего его существование. Но почти все в мире верят, что Бог есть.

– Ну и кто же тогда шагает не в ногу?

Эд стремительно вскочил и, подлив вина в бокалы, принялся расхаживать по комнате.

– Я хочу верить, что ошибаюсь, Ларри. Поверь мне! Хочу быть на стороне Китти, на твоей стороне. Но я не знаю, как к вам попасть. Мне достаточно выглянуть в окно, чтобы увидеть, в каком абсолютном дерьме мы живем.

– Ну уж абсолютном. А как же красота?

– Сплошные страдания, сплошная жестокость. С человечества за многое спросится. Хотя бы за эту проклятую войну!

– Да, – согласился Ларри. – В нашем мире есть негодяи. Но есть и хорошие люди. На каждого Гитлера найдется Франциск Ассизский.

– Только твой хороший человек давно умер, а негодяй живет и здравствует.

– Тогда Ганди.

– Ну, не знаю… Не доверяю я вегетарианцам.

– Он живет по собственным законам. Простота. Ненасилие. Самопожертвование.

– Так почему Господь не сделал нас всех такими, как Ганди?

– Да ладно тебе! – фыркнул Ларри. – Ты не хуже меня знаешь, что Бог создал нас свободными. Сотвори он людей покорными своей воле, получились бы рабы или машины.

– Но я не могу понять, почему он не сделал по крайней мере так, чтобы в нас было больше хорошего, а не плохого.

– Он и сделал. По-моему, хорошего в нас все-таки больше. Несомненно. Уверен, в человеке заложено стремление любить, а не причинять страдания.

– Правда уверен? – Эд остановился и угрюмо, с сомнением посмотрел на Ларри. – Правда?

– Правда.

– Меня в любой момент могут отправить в богом забытый угол Франции убивать людей, которые спят и видят, как убить меня. О какой любви ты говоришь?

– Я тоже еду.

– Что?

– Я временно переведен в Гамильтонский пехотный полк. По собственному желанию.

Эд схватил Ларри за плечи и повернул к себе:

– Что случилось?

– Я солдат. Солдаты сражаются.

Голубые глаза Эда недоверчиво вглядывались в лицо Ларри.

– Солдаты еще и убивают. Ты собираешься убивать?

– Если придется.

– За короля и страну?

– Ну да.

Эд, хохотнув, отпустил друга:

– Значит, и ты тоже. На что тогда надеяться человечеству? – Если мне нельзя убивать, то и тебе нельзя.

– Конечно, нельзя! Никому нельзя!

Вопрос Эда поверг Ларри в смятение. Убить человека? Это невозможно даже представить! Ларри не для этого рвется в бой. А чтобы попасть под огонь. Ради самоуважения. Или гордости. Или Китти.

– В любом случае война – случай особый. В обычной жизни мы же не пытаемся друг друга убить.

– Ладно! – ответил Эд. – Забудь о войне, об убийстве. Возьмем обычную, привычную штуку – несчастье. Ты не станешь отрицать, что большую часть жизни человек несчастен. Какой в этом смысл?

«Китти любит тебя, – думал Ларри. – Уж ты-то можешь быть счастливым. Чего тебе еще не хватает?» И одновременно сознавал всю неуместность подобной дискуссии о счастье.

– Видишь ли, если сводить жизнь только к этому миру, то смысла и правда нет. Попробуй взглянуть на него в свете вечности.

– Ах, в свете вечности!

– Ты считаешь, насколько я понимаю, что жизнь обрывается после смерти.

– Конечно. Лампочка выключается, и все.

– А по-моему, мы находимся на пути к божественной жизни.

– Божественной! – засмеялся Эд. – Богами, что ли, станем?

– Проще я объяснить не могу.

– И усядемся все вместе на небесном престоле.

– Объясняю как могу. Ты хотя бы попытайся отнестись к моим словам серьезно.

– Да. Да, конечно. Ты прав, мой дорогой товарищ по оружию! Как насчет третьей бутылки?

– Это вино для вас с Китти.

– Мне оно сейчас нужнее. – Эд начал открывать третью бутылку. – Давай поступим так, – объявил он, выковыривая пробку. – Чтобы окончательно не опьянеть, выйдем подышать ночной прохладой, прихватив эту великолепную бутылку, ты расскажешь, почему вы с Китти правы, а я выслушаю со всей серьезностью.

Они брели по двору фермы, направляясь к сенокосному лугу, и передавали друг другу бутылку, отпивая прямо из горлышка. Над ними было чистое ночное небо, низко над холмами висел тонкий лунный серп.