Читать книгу - "Южнорусское Овчарово - Лора Белоиван"

Он приехал под вечер и один. Мы не видели, как подъезжал автобус, и не слышали лая соседских собак. Мы даже не слышали звука бензопилы, что, в общем-то, не было слишком странным – ни одного окна на первом этаже не выходит у нас на север, а мы в тот момент как раз находились внизу, обедали поздним обедом и смотрели медицинский сериал. Скорее, мы почувствовали толчок, нежели услышали удар. Но и после этого еще не сразу пошли проверять, не случилось ли чего – может, в забор кто-то нечаянно въехал или еще что-нибудь, такое же малоприятное. Когда мы увидели то, что увидели, к месту происшествия уже сбегались соседи. Кто-то из них и вызвал скорую помощь.

Маньчжурского ореха, привычно закрывавшего нам обзор подъездной дороги, не было, и сначала нам в глаза бросился ярко-желтый дом Рябуховых, который прежде был не виден из наших северных окон на втором этаже. Только в следующее мгновение стало ясно, что нету большого дерева, заслонявшего и рябуховский дом, и дорогу. Когда мы пришли за подробностями, к месту ЧП уже подъезжали и скорая, и милицейская.

На истоптанном снегу оранжевым мазком валялась «хускварна». Недалеко от нее, лицом вбок, лежал под комлем маньчжурского ореха наш знакомец. Упавшее дерево буквально вдавило его в слой шлака от разобранной половины дома. Ничего намекающего на жизнь не было в распластанном теле, так что врач скорой проверил пульс на шее погибшего исключительно для порядка. Милиционеры составляли протокол и все никак не могли дозвониться спасателям, чтобы те приехали вынуть труп из-под гнета; а между тем начинало темнеть.

– Кто-нибудь его может опознать? – спросил один милиционер.

Но никто не знал этого человека. Мы его тоже не знали. Что мы могли о нем сказать?

– Это хозяин.

– Ваш сосед?

– Нет, он здесь не жил. Но дом и участок были его, он нам документы показывал.

– А фамилия его как?

– Не помним мы, но вот же автобус, там документы должны быть.

Растерянный милиционер – не каждый день у нас людей давит деревьями – кивнул и сделал жест рукой в сторону машины погибшего. Кто-то из его коллег – видимо, младший чин – уже открывал дверцу и вглядывался в нутро салона. Борсетка с документами лежала на пассажирском сиденье. Там было все: паспорт, водительское удостоверение, документы на машину и даже медстраховка.

– Михайлёнок Николай Вячеславович, – прочитал младший чин и хотел продиктовать начальству год рождения раздавленного, как сразу несколько голосов воскликнуло:

– Как Михайлёнок?!

Наша фраза: «А, да, точно, Михайлёнок», – услышана не была.

– А что такое? – спросил старший милиционер. Он был очень молод и из приезжих.

– Не может быть, – сказали голоса.

– Да что такое, в конце концов?! – Милиционер переводил взгляд с одного на другого и ждал ответа.

– Этого не может быть, – ответили ему.

Конечно, этого не могло быть, но оно было. И сколько бы процентов айсберга ни пряталось под водой, его верхушку мы увидели собственными глазами.

Самая трудная задача, вставшая перед овчаровцами, заключалась в том, чтобы предать Николая Михайлёнка земле. Понятно, что проблема была не в деньгах: просто сперва никто не понимал, каким образом похоронить человека, который уже был погребен сорок лет назад и продолжал, как доказала эксгумация, лежать в одной могиле с братом. Впрочем, и с этой проблемой разобрались быстро: ведь Коля Михайлёнок и Николай Вячеславович Михайлёнок – два совершенно разных трупа.

Так что милости просим к нам на кладбище. Мы с удовольствием покажем вам обе могилы, на которых, кстати, до сих пор не установлены памятники. Мы поговорим с вами о том, что смерти не существует, и о том, что памятники иногда не нужны. Ведь с дубом ничего не случилось, а маньчжурский орех, спиленный Н. В. Михайлёнком, 1957–2010, уже весной 2011-го выстрелил в небо новым побегом.

В общем, оба дерева живы, а живут они, как написано в Википедии, практически вечно; даже если и рядом друг с другом.

Изнутри, снаружи

В последний зимний день ничто не предвещало перемен: хоть и было не слишком морозно, однако солнечные блики еще хрустели под ногами прохожих. В синем без оттенков небе плескались голуби Петра Викентьевича – он начал выпускать птиц еще в начале февраля, если не было ветра, а ветра в тот понедельник как раз и не было. Как всегда, на ступенях поселковой администрации сидел Тимошка, но где-то в половине четвертого – то есть, слишком для него рано – поднялся с крыльца, заскочил на пять минут в Сбербанк и ушел куда-то торопливо, едва не подпрыгивая на ходу. Еще через полчаса его вроде бы видели через дорогу: Тимошка быстро шел куда-то и обеими руками, с выражением опасливого восторга на лице, нес большую и яркую картонную коробку.

Тимошка – пожилой мужчина с длинными седыми кудрями, леонардовской волнистой бородой до пупа и косматыми бровями. Если бы не брови, Тимошка был бы похож на чиновника РПЦ. Брови делают его похожим на лешего. Главных занятий у Тимошки два: расчесывать бороду и грабить Сбербанк. Между ограблениями Тимошка сидит на ступеньках и ухаживает за бородой. Если в рабочий день его нет подле здания администрации, значит, это…

– Спокойно, это ограбление, – говорит Тимошка. Он проходит сквозь очередь мощно и свободно, как поток воды. Очередь привычно расступается. Со стихией не поспоришь. В правой руке стихии деревянный пистолет, обмотанный черной изолентой.

Овчаровское отделение Сбербанка помещается в том же здании, что и администрация, только с торца. На фасаде же висит банкомат; чтобы подойти к нему, необходимо миновать Тимошку, и это всегда сопряжено с некоторыми неудобствами, потому что Тимошка не любит, когда проходишь слишком близко к нему. Он ничего не говорит, но от него исходит такая мощная волна недовольства, что тебя почти отбрасывает к перилам. Тимошка занимается бородой точно посередине ступеней. Иногда он просто сидит, подставив лицо солнцу, а рядом с ним свободно лежит его парикмахерское имущество: массажная щетка, зеленая пластмассовая расческа и деланные под золото маникюрные ножницы. Тимошка любит солнце и золото.

– Ограбление, – поясняет Тимошка, наклоняясь к кассовому окну. – Надо давать денежку и золото.

Очередь терпеливо ожидает, пока Тимошка закончит грабить банк. Всех дел – на минуту, не больше: кассир Людмила Борисовна говорит «ах!» или «ох!», или – иногда – «ох ты ж боже мой» и кладет в выдвижной лоток пачку нарезанных бумажек, придавленных горсткой желтой мелочи.

– Золото, – удовлетворенно говорит Тимошка, выгребает из лотка добычу и четким мерным шагом покидает банк.

– Четвертый раз за сегодня, – говорит Людмила Борисовна, когда он уходит, – а еще трех нету. Лен, ты желтяками не богата? – кричит она куда-то в глубину банка. – Все выгреб уже.