Читать книгу - "Сказки тридевятого округа - Александр Овчаренко"

– И какой же Вы сделали вывод из этой… трагедии? – продолжал «наезжать» на обер-полицмейстера майор.

– Я запретил рыбакам на берегу иметь при себе ножи, а наш пастор Квинт прочёл проповедь, где осудил человеческую гордыню и горячность. Мы все оплакиваем лекаря Ханса и Удачливого Вилли, но мы и осуждаем их неразумный поступок.

– Осуждаете? – снова приподнялся со своего места инспектор. – Сильно сказано! Высшая мера – ничто по сравнению с вашим осуждением.

– Ладно, – примирительно произнёс проверяющий и нервно закурил. – С криминальной обстановкой разобрались, теперь доложите, как у вас в квартале обстоят дела с паспортным режимом? Хотя о чём я спрашиваю? – спохватился майор. – В городе, где отсутствует вертикаль власти и всё решает обер-полицмейстер, паспортов может и не быть! Так?

– Так, – подтвердил Мартин Берг и скрестил руки на груди. – Этих самых паспортов у нас действительно нет, но я отлично знаю всех, кто к нам приехал, когда приехал, зачем приехал и у кого приезжий живёт. И если чужак пришёлся нам не по душе, я лично выдворяю его за пределы нашего квартала.

– Надо же: паспортно-визовая служба в одном лице! – хмыкнул майор. – Тогда доложите мне о всех приезжих за последний месяц.

– За этот месяц кроме вас, товарищ инспектор, в квартале больше чужаков не было. А вот в прошлом месяце к нам прибыл чужеземец из квартала «Классовых битв» для поправки здоровья. Об этом меня уведомили письменно работники «пересылки».

– Кто таков? – подался вперёд инспектор.

– Некто Пауль по прозвищу Корчага – бывший солдат. О себе он рассказывает мало, пиво пьёт умеренно, в скандалах замечен не был. Нынче Корчага проживает у Русалочки на Прибрежной улице.

– Сожительствует? – уточнил инспектор.

– Проживает! – настоял на своей формулировке обер-полицмейстер.

– Ладно, пусть будет по-вашему. Покажите уведомление! – потребовал инспектор.

– Я бы с радостью, – замялся обер-полицмейстер, – но неделю назад сержант Кляйне Кай на ужин поел бобов, и ночью у него прихватило живот. В общем, случилось так, что в темноте сержант взял не ту бумагу и использовал её не по назначению. Вернее, по назначению, но не ту бумагу.

– Дальше можете не объяснять! – нарочито елейным голосом отозвался инспектор. – Я уже догадался, что делопроизводство у вас на высоком уровне! – и он брезгливо ткнул пальцем в гроссбух. – Ладно! Поехали дальше!

– Куда поехали? – не понял присказки обер-полицмейстер.

– Будь моя воля, то Вы бы со своим сержантом уже давно ехали в направлении Магадана или Беломорканала, – охотно пояснил офицер госбезопасности. – А сейчас доложите мне, какой у вас в квартале политический климат.

– Климат у нас известное дело – морской, а политики мы не касаемся, – не задумываясь, выдал Мартин Берг.

– То есть Вы хотите сказать, что во вверенном Вам квартале нет противоречий между трудом и капиталом, что у вас не действуют законы классовой борьбы, и что Вы своим устным распоряжением вообще отменили понятие «прибавочная стоимость».

– Я не совсем понимаю, о чём Вы, товарищ инспектор, говорите, но могу сказать точно, что никакие законы в нашем Датском квартале я не вводил и не отменял, а вот то, что перекупщики занижают цены на рыбу – так это всем известно. Не секрет, что через час они продадут эту же рыбу на центральном рынке, но уже в три раза дороже!

– Дайте угадаю! – перебил его майор. – Со спекулянтами Вы тоже не боретесь. Я угадал?

– А чего с ними бороться? – удивился обер-полицмейстер. – У нас свободный рынок и каждый может назначить за товар ту цену, которую считает нужной. А вот будут ли у вас за эту цену товар покупать – это ещё вопрос!

– Убийственная логика! – процедил сквозь зубы инспектор. – Я даже слышу, как после ваших глубокомысленных выводов автор «Капитала» в гробу перевернулся! Я так понимаю, что о политически неблагонадёжных лицах и о политическом сыске мне даже спрашивать нет смысла?

Обер-полицмейстер не понял вопроса, но на всякий случай в знак согласия кивнул.

– Я так и думал! – вместе с облаком табачного дыма выдохнул майор. – Дальше я хотел проверить условия содержания подследственных, но я так понимаю, что тюрьму инспектировать – только время терять?

– Тюрьма – она и есть тюрьма, – изрёк молчавший доселе сержант Кляйне Кай. – Наша каталажка ещё лет сто простоит и не покосится.

– Глубокая мысль! – покачал головой майор. – Я даже не буду пытаться её опровергнуть. Сидельцы в вашей каталажке имеются?

– Большую часть времени она пустует, – отозвался обер-полицмейстер. – Разве что по пятницам, когда в квартале танцы, мы в неё закрываем пару-тройку выпивох, чтобы проспались до утра.

– Тюрьма и вытрезвитель в одном флаконе! – подытожил инспектор. – Лихо! Так сказать, в духе времени!

– Может, это и не совсем правильно, – снова замялся обер-полицмейстер, – но я считаю, что помещение не должно пустовать.

– Вот здесь я с Вами, обер-полицмейстер, полностью согласен! – ухмыльнулся Ежов. – Пустая тюрьма – это нонсенс, я бы даже сказал – должностное преступление.

С этими словами проверяющий инспектор спрятал в карман гимнастёрки свой блокнот, надел на голову фуражку с синим верхом, и вышел за порог полицейского участка.

Что с ним стало дальше – неведомо, но сержант Кляйне Кай обычно после второй кружки пива начинает утверждать, что за порогом майор госбезопасности ударился оземь, обернулся чёрным вороном и скрылся в сумраке ночи.

– Ты что-то путаешь! – обычно пытаются поправить сержанта собутыльники. – Когда проверяющий офицер уходил, был ясный полдень.

– Нет! – мотал головой сержант. – Запомните сами и передайте другим: если Госбезопасность чем-то недовольна – над головой народа сгущаются тучи и в стране наступает ночь!