Читать книгу - "Голубая акула - Ирина Васюченко"

Полчаса вонь —

Секунду огонь!

Глядя на его лицо, я готов держать пари, что этот человек, часами выкликающий среди базарной толпы нелепые вирши, умен не на шутку, хотя, похоже, уж больно отчаянного нрава.

Сегодня я его не встретил. Зато другая моя любимица, старая еврейка в шляпе с бумажными цветами, по обыкновению, сидела на низенькой скамеечке с решетчатым ящиком на коленях. По ящику топталась толстая белая морская свинка с рыжими пятнами, за гривенник вытаскивая желающим билетики «на счастье». По временам старуха тоже заводит свою арию:

Десять копеек деньги небольшие,

дом не построишь, крышу не покроешь,

в Америку не уедешь!

Но интересно узнать у дрессированного морского

животного свое настоящее, прошедшее и будущее!

Наклонясь к ней, я тихо спросил:

— Скажите, мадам, вы не знаете, тот хромой со шведскими спичками… почему его сегодня нет?

Она подняла свои сморщенные, как у черепахи, веки и устремила на меня долгий испытующий взор обесцвеченных временем глаз. И молчала так долго, так странно, что я уже решился уйти, не дождавшись ответа, когда она медленно проговорила:

— Эх, молодой человек, молодой человек. Кто не спрашивает, тот лжи не слышит. А вот хотите билетик? Интересно узнать у дрессированного морского животного…

Я протянул ей гривенник, и свинка, ткнувшись мордочкой в деревянную решетку, извлекла сложенный в трубочку листок из ученической тетради в клетку. Я развернул его и прочел: «Ваше настоящее омрачают заботы. В вашем прошедшем много бед и утрат. Но в будущем вы благополучно закончите начатое дело».

Молчаливым поклоном поблагодарив единственную женщину, для которой я еще молодой человек и которая к тому же не пожелала мне солгать, я отправился восвояси. Однако же, если я верно понял, бедный хромой… Неужели снова начнется? С некоторых пор об этом поговаривают, хотя душа отказывается представить, чтобы так, без войны, среди едва начавшей налаживаться мирной жизни…

— Слышал, — кивнул Легонький. — Скверное дело, и по всему, это один и тот же… или одни и те же, пес их знает! Главное, непонятно зачем. — Он зябко поежился. — А видел бы ты, как убивалась бедная мадам Парамонова! Дочка была любимая, последыш, мамаше ведь за сорок перевалило. К счастью, там еще пятеро: трое сыновей и две дочки. А старшая! Персик!

Уже начисто позабыв о горе мадам Парамоновой, Костя сложил пальцы и звонко чмокнул сию щепоть, как бы влепляя безешку воображаемому «персику». Это был его излюбленный жест. Даже живописуя суровые красоты горных Альп, он восклицал: «Ледяные озера! Неприступные скалы!» — и так же смачно лобзал сложенные щепотью собственные пальцы. Меня это обыкновение несколько коробило. Но было в Костиной непосредственности нечто такое, от чего любая критика в его адрес приобретала вид докучного брюзжания. Я так ни разу и не решился вслух посетовать на вульгарность некоторых его манер.

— Познакомишь меня с Парамоновыми? — спросил я, повинуясь какой-то ускользающей, самому еще не совсем понятной мысли.

Костя игриво погрозил мне пальцем:

— Шалун! Познакомить недолго, но Софьюшку ты упустил. В прошлом году она замуж вышла. Укатила с благоверным в Сызрань… Скучает там, должно быть, ужасно. Она барышня нежная, поэтическая, а Сызрань дыра… Ты-то, наверное, воображаешь, что и наш городишко не лучше. Зря! Блинов все-таки…

Намеки Легонького и его блиновский патриотизм меня развеселили. Заверив, что не собирался делать декларацию относительно наследницы господина Парамонова, я объяснил, что хочу как бы невзначай попытаться узнать подробности исчезновения ребенка.

Костя задумался:

— Тогда лучше нагрянуть туда днем. Хозяин нам ни к чему: мужчина недоверчивый, попусту слова не проронит. Зато хозяюшка — душка (он чмокнул щепоть). А как хлебосольна! За стол сесть сядешь, а выбраться трудно, брюхо мешает. А что ты думаешь? Я, кстати, уж и проголодался. Едем-ка сейчас, нечего откладывать!

— Погоди… — Меня вдруг взяло сомнение. — Можно ли так сразу? И что я ей скажу?

Легонький покровительственно потрепал меня по плечу:

— Скажи ей «Добрый день». Остальное она скажет сама.