Читать книгу - "Мера моря. Пассажи памяти - Ильма Ракуза"

Спи уже, говорит Мартин.

Но я не могу оторваться.

Мой глаз скачет по физической карте мира. Внизу глетчерные льды Антарктики, чьи глыбы образуют лохматую кайму, белую на синем. Наверху арктический лед и острие Гренландии. Приплюснутые полюса, и Европа как клякса, и даже по цвету не выделяется, в то время как Африка изобилует пустынно-бежевым, с темно-зеленым центром. О расстояниях я думать не хочу. Один сантиметр, говорит карта, соответствует семистам пятидесяти километрам. Цифры абстрактны, они оставляют меня равнодушными. Швейцария меньше кончика моего пальца.

С этим засыпаешь. Чтобы во сне грезить о путешествиях на кораблях или на лошадях по пустыне, и об огромном звездном небе. С Орионом и лунным серпом.

И сегодня я с тем же восхищением склоняюсь над атласами, дорожными картами, планами городов. Из зеленой штриховки припятских болот, голубых лент Днестра и Буга у меня рождается ландшафт до ландшафта, со своими координатами, формами, цветами. Услышанное начинает звучать мифически (прародина славян и т. д.), и названия вроде Галич, Броды, Дрогобыч начинают рассказывать, словно достаточно просто назвать их по имени. Что я потом по-настоящему (по-настоящему) вижу, оказывается своего рода дежавю: березовые леса, взъерошенные берега рек, галицкое холмогорье. Крестьянские хаты, окруженные огородами и прудами, где плавают гуси. Церкви с луковками-куполами, рядом кладбища. Новы только запахи. И всегда поразителен человек в ландшафте.

Таким человеком являюсь и я. Уязвима в пути, в этом спотыкающемся скором «Москва-Черновцы». Да, я сижу на потрепанном сидении, обитом искусственной кожей, вытираю бумажной салфеткой многодневную пыль на спинке сиденья. Поезд дергается, останавливается, потом снова продолжает движение. Предлагают чай (не из самовара), окна тусклые от грязи и в туалете неприятный сквозняк. Снаружи тот воображаемый ландшафт. Но с крестьянками в поле, они обрабатывают его вручную. Нигде не видно никакой сельскохозяйственной техники. Вновь вступает в игру время, оно качается туда-сюда, вперед и назад. Такое путешествие во времени атлас не мог мне подарить. Как и едкий дым горящей картофельной ботвы, которую сжигают по осени.

Когда мы прибываем в Черновцы, из громкоговорителя роскошного здания вокзала в имперском стиле доносится русская маршевая музыка, как в дремучие советские времена. Антураж и суть в вопиющем противоречии. О гетто лучше и не вспоминать. Крутые улицы кажутся пустыми.

Разбитый асфальт, ходить трудно.

Путешествие причиняет боль, об этом атлас умалчивает. Путешествие – это физическое и – как в Черновцах – душевное напряжение. Потому что сталкиваются окаменевшая история и настоящее, воображаемое прошлое и печальная реальность. Между ними нет ничего.

В географических картах время не отражается. Я считываю модель, считываю структуры, выразительные в своей сжатости. Пронзительные в своей наглядности. Я принимаю эту эссенцию до всякого (физического) опыта. Расширяя пространство в квадрате плана. В нежном пуантилизме атласа.

Пройти путь ногами – это нечто другое.

Но проникновенность, проникновенность разговора с книгой – в царстве expanded minds – просто незаменима.