Читать книгу - "Ланарк: жизнь в четырех книгах - Аласдар Грэй"

Видение тронуло Ланарка до глубины души. Чтобы сцена не сменилась какой-нибудь другой, он опустил штору и, внезапно почувствовав себя совершенно разбитым, отправился в палату. Согласно часам, он отсутствовал меньше трех часов, но ему казалось, что прошло много дней. Он положил книги и белый халат на стул, скинул с себя туфли и лег в кровать, собираясь отдохнуть минут десять-пятнадцать.

Его разбудило радио, повторявшее «плин-плон, плин-гагон, плин-плон». Ланарк протянул руку, вынул его из кармана халата и включил. Озенфант сказал:

— Одного сна недостаточно, дружище, иногда нужно и есть. Ступайте в клуб для персонала. Белый халат оставьте в палате. Вечер — время веселья и радости.

— Как найти этот клуб?

— Идите в ближайший зал и садитесь в любой лифт. Если хорошо попросите, он привезет вас прямо туда. Сошлитесь на меня.

Ланарк обулся, сунул под мышку книги и через завесу шагнул в шумный коридор, предназначенный для выхода. На этот раз он не обращал внимания на голоса и задумался о том, как не отставать от окружающих. Обычные законы, управляющие движением тел, тут как будто не действовали. Откинуться назад, против потока, значило непременно упасть, но если склониться вперед, он подхватывал тебя и нес проворно, не роняя. Большинство довольствовалось быстрым продвижением под углом в сорок пять градусов, но один или двое попутчиков пронеслись мимо, как ракета, на уровне колен Ланарка. Они наклонялись к самому полу: можно было подумать, что они ползут. В большом зале было не так людно, как в прошлый раз. Ланарк вошел в лифт, который, видимо, должен был наполниться, прежде чем пойти вверх. В углу болтали двое мужчин, везших с собой веху и треногу.

— Таких крупных работ мы еще не вели.

— Благородный лорд желает, чтобы все было закончено за двенадцать дней.

— Да у него крыша поехала.

— Существо посылает тунгтаниевые вакуумные экскаваторы через группу «Алголагникс».

— Где мы возьмем для них энергию?

— У Озенфанта. Озенфанта и его малютки-катализатора.

— А он обещал?

— Нет, но он не может противопоставить себя президенту совета.

— А я сомневаюсь, что президент совета может противопоставить себя Озенфанту.

Лифт заполнился, и дверь закрылась. Голоса объявляли: «Гостиные», «Лекарский дортуар Q», «Клуб губкоотстойника».

— Клуб персонала, — сказал Ланарк.

— Который? — спросил лифт.

— Профессора Озенфанта.

Лифт загудел. Ближайшие соседи Ланарка молчали, но те, кто стоял поодаль, зашептались, бросая на него взгляды. Дверь открылась, впуская в себя звуки венского вальса. «Ваша остановка, доктор Ланарк», — сказал лифт.

Ланарк вошел в залитый неярким светом ресторан с низким синим потолком и толстым синим ковром. Пустые столики стояли без скатертей, за исключением дальнего, за которым сидел Озенфант. На нем был светло-серый костюм с желтым жилетом и галстуком; за пуговицу жилета была заткнута белая салфетка. Он с видимым удовольствием разрезал на тарелке какое-то лакомое блюдо, но, подняв глаза, сделал Ланарку знак подойти. Свет исходил от двух свечей на столе и от низких арок в стенах. За этими арками мавританского рисунка находились, судя по всему, ярко освещенные комнаты, расположенные ниже. Через ближайшую Ланарку был виден танцпол, где вальсировали ноги в черных брюках и длинных юбках.

Озенфант позвал:

— Присоединяйтесь ко мне. Остальные уже давно покончили с едой, но мне не так легко оторваться от кормушки.

Обогнув погруженные в тень столики, подошла официантка, отодвинула стул и предложила Ланарку меню. Блюда были обозначены на незнакомом языке. Вернув меню, Ланарк попросил Озенфанта:

— Вы не могли бы сделать за меня заказ?

— Конечно. Попробуйте «энигма де филе конгалез». После размазни, которую дают больным, вам должно прийтись по вкусу твердое мясное блюдо. — Озенфант глотнул из бокала в форме тюльпана, и уголки его губ опустились. — К сожалению, не могу порекомендовать вино. В этой области успехи синтетической химии оставляют пока желать лучшего.

Официантка поставила перед Ланарком тарелку с кубиком серого желе. Он срезал с поверхности тонкий кусок и обнаружил, что на вкус блюдо напоминает упругий лед. Он быстро глотнул, и ноздри его наполнились запахом горящей резины, но, как ни странно, язык почувствовал приятное тепло. Ланарк расслабился и в то же время ощутил в себе могучие силы. Он принялся за другой кусок — запах сделался еще противней. Положив нож и вилку, Ланарк сказал:

— Больше не могу.

Озенфант поднес к губам салфетку.

— Неважно. С одним глотком вы получаете все нужное питание. Когда вы привыкнете к запаху, то сможете есть больше, а через несколько лет начнете, как все мы, переедать.

— Через несколько лет меня здесь не будет.

— Да?

— Я собираюсь уйти, как только найду подходящего спутника.

— Почему?

— Мне нужно солнце.

Озенфант разразился смехом:

— Прошу прощения, но услышать, что вполне здравый человек питает такое странное пристрастие, было несколько неожиданно. Почему именно солнце?

Ланарк едва сдержал раздражение.

— Я хочу любить, видеться с друзьями, работать под солнцем.

— Но вы же не афинянин и не флорентиец — вы современный человек! В условиях современной цивилизации под солнцем работает презираемое, исчезающее меньшинство. Даже фермеры трудятся в четырех стенах. Что же до любви и дружбы, человечество всегда предпочитало наслаждаться тем и другим по ночам. Если бы вы предпочитали луну, я бы еще понял, но Аполлон нынче окончательно развенчан.

— Вы говорите как Сладден.

— Кто это?

— Человек из города, откуда я сюда поступил. Солнце светит там две-три минуты в день, и он считает, что это не имеет значения.

Прикрыв глаза руками, Озенфант произнес мечтательно:

— Город на берегу пересохшей реки. Город с площадью девятнадцатого века, уставленной безобразными скульптурами. Я прав?

— Да.

— Простите, но не могу устоять перед искушением. — Озенфант взял тарелку Ланарка, поставил на свою пустую и принялся неспешно есть, не переставая при этом говорить. — Этот город называется Унтанк. Календарь в нем основан на солнечном свете, но им никто не пользуется, кроме администрации. Большинство жителей забыли о солнце; более того, они отказались от часов. Они не отмеряют время и не планируют; их жизнью управляет элементарный аппетит, зависящий от случайных импульсов. Не удивительно, что счастливых среди них нет. В отношении политики у них процветает коррупция, и они бы не выжили без субсидий от более благополучных континентов. Но не связывайте эти беды с нехваткой солнечного света. В институте совсем нет солнца, однако он обеспечивает себя, и работники получают в достатке здоровую пищу и моцион. Наше существование отрегулировано по часам.