Читать книгу - "Шкатулка желаний - Грегуар Делакур"

И очередную бутылку пива он даже не открывает. Губы у него дрожат, во рту пересохло, он оглядывает свою огромную пустую гостиную. Ему больше не нравятся ни этот белый диван, ни этот низкий позолоченный столик, ни разложенные на нем для красоты глянцевые журналы, которые никто не читает. Сегодня вечером ему разонравились и красный автомобиль, и дорогущие часы, ему противны девки, которые даже за деньги не хотят его обнять, противно собственное расплывшееся тело, и распухшие пальцы, и этот холод.

Он не открывает очередную бутылку пива. Он встает, включает свет в прихожей — на случай, если Жослин вдруг придет к нему сегодня ночью, если вдруг на него обрушится прощение, — и поднимается наверх. Лестница высокая, идти долго, его осаждают не раз виденные в кино падения. «Головокружение».[44]«Унесенные ветром». «Броненосец Потемкин». Кровь, льющаяся из ушей. Ломающиеся кости.

Его руки вцепляются в перила. Нечего и думать о прощении, пока сам себя из ямы вытаскивать не начнешь.

Он решил поехать в Лондон. Решил — и вот уже едет туда. Два часа поездом, и все это время ладони у него мокрые. Так бывает, когда идешь на первое любовное свидание. Над ним сорок метров воды, и ему страшно. Скоро он увидит Надин. Сначала дочка ему отказала, и он долго ее уговаривал, почти умолял, уверял, что речь идет о жизни и смерти. Выражение показалось ей чересчур мелодраматичным, но все же заставило улыбнуться, — и в эту-то улыбку он и протиснулся.

Встречу Надин ему назначила в кафе «Флориан», на третьем этаже какого-то их лондонского знаменитого магазина. Он пришел немного раньше: хотел видеть, как дочь появится, а для этого ему надо было выбрать правильный столик и правильное кресло; хотел, чтобы ему хватило времени рассмотреть Надин, он ведь знает, что горе по-своему перерисовывает лица, меняет цвет глаз…

Подходит официантка. Он жестами объясняет, что ему ничего не надо. Как стыдно не уметь объяснить по-английски: я жду свою дочь, мадемуазель, я не очень хорошо себя чувствую, мне страшно, я свалял колоссальную глупость.

Вот и она, красивая и стройная. Он узнает прелесть и трогательную бледность Жослин. Именно такой была Жослин тогда, в лавке мадам Пийяр, во времена, когда он и представить себе не мог, что станет вором и убийцей. Он встает. Надин улыбается, теперь это взрослая женщина, как летит время. У него дрожат руки, он не знает, что делать, но дочка тянется к нему, целует в щеку. Здравствуй, папа. Папа. Тысячу лет он не слышал этого слова. Ему нехорошо. Ему трудно дышать. Он вынужден сесть. С тобой все в порядке? — спрашивает она. Да-да, отвечает он, это все от волнения, я так счастлив, ты такая красивая. Он решается сказать это своей дочери. Она не краснеет. Кажется, она даже делается еще бледнее. В первый раз в жизни ты мне это сказал, папа, говорит она, в первый раз сказал что-то настолько личное. Другая могла бы заплакать, а она — нет, она сильная. Плачет он сам, этот старик. Плачет и цепляется за нее. И вы только послушайте, что он ей говорит! Ты такая красавица, девочка моя, говорит, ты — совсем как твоя мама, совсем как твоя мама. К ним снова направляется официантка, скользит неслышно, будто лебедь по озеру. Надин мягко просит девушку: in a few minutes, please,[45]и по музыке голоса своей оставшейся в живых дочки Жослен понимает, что у него есть шанс с ней поговорить и этот шанс надо использовать сейчас же. И он бросается в воду. Отчаянно.

Я обокрал твою мать. Я предал ее. Я сбежал. Мне стыдно, и я знаю, что слишком поздно устыдился. Я… Я… Он ищет слова. Я… Я… Он ищет — и не находит слов, это так трудно. Скажи мне, что я должен сделать, чтобы заслужить прощение. Помоги мне.

Надин поднимает руку. Все уже закончилось. Приближается официантка. Two large coffees, two pieces of fruit cake; yes madam.[46]Вор ничего не понимает, но ему нравится голос его дочери. Они смотрят друг на дружку. У Надин изменился цвет глаз — наверное, от огорчения. В прежние времена, в Аррасе, у нее были голубые глаза, а теперь они серые — серые, как дождь, серые, как сохнущая мостовая… Она смотрит на отца. Пытается отыскать в этом унылом расплывшемся лице то, что нравилось когда-то ее матери. Пытается найти в нем сходство с итальянским актером, у которого такой звонкий смех и такие белые зубы. Вспоминает красивое лицо, наклонявшееся к ней по вечерам, перед тем, как она засыпала; вспоминает, что у папиных поцелуев был вкус мороженого, ванильного, шоколадного, бананового и крем-брюле, с миндалем и с цукатами. Неужели то прекрасное, что ты пережил, невозвратимо становится безобразным, если человек, украшавший твою жизнь, тебя предал? А ребенок? Неужели чудесный подарок от ребенка становится отвратительным, потому что ребенок вырос и сделался убийцей? Не знаю, папа, говорит Надин, все, что я знаю, — маме плохо, ее мир разрушен.

И когда она пять секунд спустя прибавляет: для меня тоже все рухнуло, он уже знает, что больше ничего не будет. Никогда. Все кончено.

Он протягивает руку, ему хочется в последний раз прикоснуться к щеке дочери, погладить ее, согреться об нее, но оледеневшая рука застывает в воздухе. Странное вышло прощание, и печальное. Надин наконец опускает глаза, и он понимает: она дает ему возможность уйти, избавив от позора, она не станет глядеть ему вслед, глядеть, как он трусливо убегает. Это ее подарок — в ответ на его слова о том, что она красивая.

В поезде, который везет его обратно, он вспоминает слова собственной матери. Ваш муж только что умер на работе от сердечного приступа, сказали ей, и она закричала: он меня бросил, твой отец бросил нас! Вот сволочь, нет, ну что же он за сволочь! А потом, уже после похорон, она узнала, что сердце у мужа разорвалось, когда он со вкусом трахал заведующую складом, бесстыжую разведенку, — и замолчала на всю оставшуюся жизнь. Она загнала слова вглубь, заперла рот на замок, и Жослен еще ребенком понял, что рак от причиненной мужчиной боли разъедает прежде всего душу женщины — не ее тело.

Вернувшись в Брюссель, он пошел в галерею Принцев, где приметил раньше книжный магазин «Тропизмы».[47]Он помнил книгу, от которой Жослин иногда отрывалась, чтобы улыбнуться ему. Она была такой красивой за чтением. И казалась счастливой. В магазине он попросил показать ему разные издания «Любви властелина» и выбрал точно такую же книгу, какую читала она. Еще он купил словарь и теперь целыми днями читает, отыскивая в словаре значения непонятных слов. Он хочет найти в книге то, что погружало ее в мечты, что делало ее красивой и что заставляло иногда поднимать на него глаза. Возможно, она видела перед собой Адриана Дема,[48]и, возможно, в этот момент именно таким его и любила… А ведь всякий мужчина, каким бы ужасным и отталкивающим на самом деле он ни был, воображает себя Властелином и считает себя достойным любви, какая досталась Властелину…