Читать книгу - "Баблия. Книга о бабле и Боге - Александр Староверов"

– Вы прослушали четвертый сон Веры Павловны, ой, простите, пятый сон Владимира Владимировича из цикла «Сны о чем-то большем», – попытался обратить все в шутку Федя.

Почему-то смешно не было. Даже никто не улыбнулся.

– Сем, – тихо спросил Алик, – а на Марс ты полетел?

– Какой, на хрен, Марс, я завтра в Куршавель лечу с певичкой, с этой… как ее… сисястая такая…

– Но ведь Куршавель не Марс, а певичка – не инопланетянка.

Сема помрачнел, налил полный стакан виски, выпил его в два глотка, оплыл, сдулся и прошептал почти:

– Не инопланетянка… куда ей…

– Сем, вот ты мне тут сказочку страшную рассказал, про народ наш; может, и правда это. А давай я тебе свою расскажу.

– Давай.

– В одной далекой холодной стране жили-были люди. Нормальные такие, тихие, спокойные, даже добрые люди. Охотились, рыбу ловили, выращивали там что-то – в общем, жили не тужили. Но на их беду, место, где они жили, было очень удобно расположено в плане логистики. Буквально на перекрестке всех путей. И шли через это место караваны богатые с товаром всяким. Сначала добрые люди даже обрадовались, кормить начали караванщиков, услуги всякие оказывать, разбогатели слегка и зажили еще лучше. А потом с севера пришли злые бандосы, отморозки конченые, поделили дорогу на участки и сказали: «Теперь это наша поляна, и за проезд надо платить». Ну, ты помнишь, у нас так в девяностые Минку от Бреста до Москвы поделили. У бандосов старший был Рюрик Балтийский, и бригадиров с десяток, и пехота. Все как полагается. Сначала стригли караванщиков, а потом, как водится, и на добрых людей переключились. Люди сначала повозмущались, но они же добрые. А бандосы им быстро объяснили, что возмущаться – не по понятиям. Зато по понятиям порядку больше. Согласились люди. И стали бригадиры называть себя князьями, а старший – князем всех князей, великим князем то есть. Понты отросли, сам понимаешь. Так и образовалось государство русское. Людей стали стричь нещадно, тяжело им стало. А где тогда было легко? Средние века все-таки, лихие Средние века. И все бы ничего, но потом с юга черные поперли, ну звери прям, похлеще северных оказались. Ты ведь понимаешь, Сем, сам с чуреками воевал. Только эти монголами назывались. Ну и разборки, конечно. По результатам огребли северные от южных по полной программе. И тут самое страшное случилось. Ты же знаешь чуреков, ленивые они до ужаса, работать не хотят, им бы глотки только резать. Сказали они бандосам: ладно, дыхайте пока, стригите кого можете, но под нами ходить будете и доляну львиную засылать регулярно. А чего бандосам было делать? Так и повелось. Только вот людей добрых в четыре раза больше стричь стали. Ничего не попишешь, нагрузка-то двойная. И стали люди добрые сначала не такими добрыми, а потом и вовсе злыми. А кто бы не стал? Любой скурвился бы от житухи такой. Зато сильными и закаленными стали люди. Выхода ведь не осталось. Тут либо сильный и терпеливый, либо копыта сразу отбрасывай. Некоторые все же бежать пытались на восток, в болота да леса дремучие. Некоторым удавалось, но все равно потом догоняли, а они дальше бежали, почти до самой Японии добежали, но в море уперлись. Триста лет чуреки мазу держали, а потом люди стали настолько злые, что в злости самих чуреков обогнали. И наваляли им. Не мне тебе, Сем, рассказывать, это ты специалист по укрощению черных. И, казалось, тут бы и зажить, но привыкли за три века северные к порядкам южным и схему «подстриг – отстегнул» выучили четко. А бывшие добрые люди стали такими терпилами, что не четыре, но три шкуры с них драть можно было спокойно. И поэтому вот тебе, боярин, воеводство на кормление, но чтобы все по-тихому, и доляну не забудь занести. Прям как сейчас губеры, один в один, согласись, Сем. Короче, не изменилось ничего с тех пор. Нет, пробовали, конечно, и свободу людишкам давать. Постепенно пытались, рабство позже всех в мире отменили, реформы всякие Столыпинские. Пробовали и сразу, одним махом, как в семнадцатом или девяносто первом. Только не получалось ничего. Говнище сразу переть из народа начинало струей тугой. Но оно и понятно, тысячу лет дерьмо копилось. Прав ты, Сема, кнут наш народ понимает лучше, чем пряник. Взнуздаешь его покрепче, он тебе и книжки напишет, и поле вспашет, и споет, и спляшет, и человека в космос запустит, и войну выиграет. Одна беда: раз в сто лет говнище из народа переть начинает. Но тут ничего не поделаешь, только утираться. Работа у элит такая. И еще проблема: людей, которые летать могут, все меньше с каждым веком становится, а которые могут и хотят, тех вообще почти не осталось. Вот и мы с тобой, Сема, не полетели.

Алик замолчал, его стакан был пуст, на донышке литровой бутылки оставалось грамм сто жидкости. Он взял бутылку и прямо из горла прикончил остатки.

– Не полетели, не по-ле-те-ли, – обхватив голову руками, по слогам сказал Сема.

– А мне, лета-а-ать, а мне лета-а-а-ть, а мне лета-а-а-а-а-ть охота, – гнусавя, пьяненьким голосом запел Федя, посмотрел на Алика и, нарочито усугубив свою якобы нетрезвость, спросил: – Ну ты же летишь, на Багамы, кажется? Ребята, кто-то из нас сегодня летит на Багамы, с баблом… Только вот кто?

– Не полетели, не по-ле-те-ли, – не обращая внимания на Федино шутовство, причитал Сема.

– Спокойно. Будем рассуждать логически. Я лечу? Я не лечу. Нет, хочу, конечно, но не лечу. Бабла у меня столько нет.

– Не по-ле-те-ли.

– А вот у Семы есть. Он, конечно, может.

– Не по-ле-те-ли.

– Но не хочет, сам видишь, Алик, не хочет Сема на Багамы. Так что поздравляю, летишь ты. Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море бабла-а-а-а, – интимным шепотом запел Федя. – Давайте вместе: главное, ребята, денег напереть, сесть в огромный «Боинг», взять и улететь…

– Не ерничай. Алик прав. И не полетели мы, и не полетим, и выхода нет.

– Предупреждал я вас, что философия до добра не доведет. А выход всегда есть. Вон, смотри, выход из ресторана. А вон пожарный выход. А на самый пожарный паспорта у всех в кармане вторые. Это тоже выход. Да гори она синим пламенем, страна эта огромная. Хрен с ней. Не переделать нам ее. Полетели, не полетели – какая разница, – сказал Федя.

– А как же мы, как же люди?

– Вот о себе подумай, о детях, о родителях. А люди? Ну, знаешь, в Африке тоже негры от голода умирают. И что? Мы здесь хоть сытые и пьяные в данный момент.

«Я же не рассказывал им о неграх. Точно не говорил, – подумал Алик. – Что же это делается? Откуда он знает? Кто-то смеется надо мной? Страшноватенько. Надо прекращать». Он потряс головой, фыркнул, как будто выныривая из ледяной проруби, и преувеличенно бодро сказал:

– Так, господа, приношу свои глубочайшие извинения за то, что засрал вам мозг на ровном месте. Обязуюсь в следующую встречу молчать как рыба и послушно впитывать любое дерьмо из ваших уст. А сейчас в лучших традициях народных сказок предлагаю три варианта продолжения банкета. Налево пойдешь – к шалавам попадешь, направо пойдешь – в клуб попадешь, прямо пойдешь – в караоке придешь. Деньги теряются во всех трех случаях. Голова, надеюсь, останется на месте.