Читать книгу - "Пристанище пилигримов - Эдуард Ханифович Саяпов"

не мог их найти, а потом выяснилось, что они запутались в пододеяльнике. Я метался из угла в угол, совершено не понимая, что можно предпринять в этой безвыходной ситуации; перекладывал вещи с одного места на другое, пытаясь навести хоть какой-то порядок в этом бедламе.

Через некоторое время Мансурова опять постучала, и постепенно её недовольство начало нарастать — удары в дверь становились всё сильнее и сильнее.

Чтобы привести мысли в порядок, я вышел на балкон, — там было ветрено и промозгло. В свете уличных фонарей мелькали косые струи дождя. В туманной дымке расплывались многоточечные огни доменного цеха и полыхал огромный газовый факел жёлто-синего цвета. Зрелище было грандиозное, — мне всегда нравился индустриальный пейзаж, — но в тот момент мне было не до этого: мне хотелось нырнуть в темноту с четвёртого этажа и навсегда раствориться в зыбком тумане, чтоб только меня и видели.

Обхватив руками голые плечи, я дрожал на ветру как осиновый лист, но мне совершенно не хотелось возвращаться в эту «палёную» хату, откуда уже несло не то табачным дымом, не то подгоревшей обивкой дивана, не то сгорающей от стыда Шалимовой… И вдруг из комнаты не к месту и не ко времени раздалась музыка — моя обнаглевшая любовница врубила на полную громкость «My Heart Will Go On» Celine Dion.

Я вошел в комнату, артистично откинув занавеску, и обнаружил её сидящей в кресле… Она меланхолично курила, совершенно голая, положив ногу на ногу, и возникало ощущение, что она не собирается никуда уходить. Выражение лица у неё было умиротворённое, как у кошки, которая благополучно напилась молока. Я вырубил музыку — в квартире установилась кромешная тишина, и даже Ленка перестала бомбить дверь.

— Да будь ты мужиком! Что ты скачешь по квартире, как загнанный кролик? — воскликнула Шалимова, на пол сбрасывая пепел; по всей видимости, она готовилась к большой драке.

— Открывай! — нарочито громко крикнула она.

— Ч-щ-щ-щ-щ! — зашипел я и накрыл её голову подушкой, а она в тот момент дрыгала ногами от восторга. — Я не могу позволить, чтобы Леночка увидела всю эту мерзость. Ты хочешь, чтобы она превратилась в соляной столб?

— Помогите! Убивают! — орала Танька, ехидно выглядывая из-под подушки.

После этого посыпались мощные удары ногами в дверь: Мансурова всё слышала и поняла, что я не один.

— Что случилось? — бормотал я в полном недоумении. — Почему она приехала во вторник? Почему? Я же в принципе неглупый человек, но со мной постоянно происходит какая-то дичь.

— Я не буду открывать! — сказал я решительно и повторил: — Я не буду открывать ни при каких условиях. Пускай вызывает МЧС.

— А ты спроси её через дверь… Ленусик, ты зачем приехала? Мы-ы-ы тебя не ждали! — пошутила Танька, скорчив глупую физиономию, и начала биться в припадке смеха.

Я посмотрел на неё с ненавистью.

— Сука, — процедил я сквозь зубы, и вдруг меня прорубило…

Я кинулся в кладовку, где висела моя кожаная куртка, начал хлопать её по карманам, нащупал во внутреннем пейджер, выдернул его вместе с подкладкой, включил дисплей, и в голове пронеслось: «Ну что, ебарёк, допрыгался?»

На голубом экране высветилось непрочитанное сообщение: «Я больше так не могу! Я замерзаю от одиночества в этом холодном городе. Мне нужны твои тёплые руки. Мне нужны твои глаза. Приеду в 21:50 на автовокзал. Встречай. Цветов не надо».

Я чуть не прослезился… Господи! Какая простая двухходовка! Как гениально всё, что Ты делаешь! Какие изящные уроки даешь мне! Ну что от меня требуется, чтобы жить в мире с Тобой? Немного смирения, сдержанности, элементарной порядочности, человеколюбия, и все эти неприятности могли бы обойти меня стороной.

Мне тут же вспомнилась неприятная история, которая случилась со мной прошлым летом на станции Монзино. Я возвращался с прогулки на дачу, и путь мой лежал через двойное железнодорожное полотно. Я был слегка пьяненький, и в наушниках у меня играл, как сейчас помню, Eric Clapton «Tears in Heaven». В тот момент я не знал, о чём поётся в этой песне, но я буквально улетел под эту волшебную мелодию на небеса и чуть не остался там навсегда.

Прибывая в лёгкой эйфории, я практически не видел, что творится вокруг, и уже был готов ступить на полотно (от смерти меня отделял только один шаг), как вдруг чья-то лёгкая рука коснулась моего плеча — я вздрогнул и обернулся назад… Там никого не было, и в ту же секунду меня откинуло горячим потоком воздуха и перед глазами выросла железная стена — та-та, та-та, та-та, та-та, та-та, та-та, та-та…

Когда я пришёл в себя и даже протрезвел, меня охватила беспощадная дрожь и вывернуло наизнанку. Когда я плёлся на дачу, у меня подкашивались ноги и кружилась голова, и когда я проходил по мостику через болотце, заросшее тёмно-зеленой тиной и трубчатым камышом, то меня вырвало ещё раз… В моей голове не укладывалось то, что произошло пять минут назад, и я беспомощно повторял: «Что это было? Что это было? Что это было?»

Честно говоря, я всегда был везунчиком: если вспомнить, сколько я совершил в своей жизни преступных деяний, то можно заявить с полной уверенностью, что возмездие довольно часто обходило меня стороной. Однако в тот момент, когда я прочитал сообщение Мансуровой, я даже представить не мог, насколько провидение изменилось ко мне, и понятия не имел, что впереди меня ждут серьёзные испытания.

По всей видимости, на верху решили меня больше не покрывать и не отмазывать. Я не знаю, то ли кредит доверия закончился, то ли я надоел им своей детской непосредственностью, но именно в тот момент начинается новый период в моей жизни, который в библейской интерпретации звучит как «время собирать камни».

В силу своего природного малодушия я оказался к этому не готов, поскольку ошибочно полагал, что халява будет вечной. Какой же я был инфантильный в свои тридцать три года! Мне хотелось верить, что Господь любит меня как своего заблудшего сына и ждёт, когда я нагуляюсь и приду в его распахнутые объятия. Вот только я одного не учёл: непослушных детей, даже самых любимых, наказывают, а если ребёнок не понимает, то степень воздействия на него растёт.

Малодушие всегда являлось моей ахиллесовой