Читать книгу - "Редкие девушки Крыма. Роман - Александр Семёнов"

но позже узнал, что автор за своё творчество сидит на зоне… И вдруг, специально для девочек, на приличном английском Игорь пел Love Me Tender или Yesterday. Девочки подходили ближе, а я прислушивался, приглядывался, воображал себя на его месте. Мелодии, оставаясь дома один, я воспроизводил, кажется, верно. Голос почти, почти завершил возрастную мутацию, был ещё не очень послушен, но всё чаще удивлял громовыми баритональными нотами. Будет даже лучше, чем у Игоря, – надеялся я. А гитара уже тогда была лучше. У Игоря – тоже неплохая, довольно звучная, но струны то и дело дребезжали, задевая порожки, и картинки с парусниками были приклеены к деке не для красоты, а чтобы скрыть трещины.

Однажды я набрался смелости и принёс ему на вечер свою гитару. Игорь поиграл, а потом научил настраивать её и нарисовал на тетрадном листе первые шесть аккордов. Одноклассник Андрей добавил ещё четыре, и дома я засел за упражнения.

Не всё было гладко, особенно вначале. Горели надавленные струнами пальцы. Сбивало с толку то, что мои учителя изображали аккорды по-разному: Игорь нормально, а Андрон почему-то вниз головой, первая струна у него была сверху. Я не сразу это понял, а когда разобрался, увидел, что рисовали они одно и то же. В тот день я решил, что зубрить отдельно каждый аккорд – глупая затея, надо мыслить связками и понимать законы, по которым они строятся. И, подбирая несколько песен враз, мысленно сравнивая, пытался открыть эти законы.

Иногда казалось, что ещё немного – и пальцы поймут что-то важное, сами забегают по ладам. В другой день это чувство терялось, всё, что я успел разучить, вылетало из головы и я порывался бросить самомучение, но всё-таки не бросал. Завелась у меня пухлая тетрадка с песнями, записанными множеством рук. Как же хотелось выпороть безвестных сочинителей, чьи шедевры были слишком задушевны и образны! Фразы наподобие «звёзды улыбались» или «туман поссорился с дождём» казались мне пошлыми невыносимо, но девушкам нравились. Немало полезного брал я от музыки, звучавшей по радио: никогда не разделял модное в те годы презрение к советской эстраде, любил очень многих официальных артистов, от «Песняров» до Иосифа Кобзона, – разумеется, с лирической его стороны. Мне всегда казалось и кажется до сих пор, что «Неба утреннего стяг» поёт один человек, а «Зимнюю любовь» или «День весны» – кто-то другой, даже не его дальний знакомый. А вот уж чего я действительно терпеть не мог, как и все друзья, так это наступавшую развёрнутым фронтом плоскую бело-розовую электропопсу.

Ближе к концу лета мой голос окончательно пережил изменения и вышел из них поставленным от природы. Я мог, не надрываясь и не переходя на фальцет, петь высокие звуки в тоне открытой первой струны и гудеть на уровне шестой. Камертоном для настройки гитары служил телефонный зуммер. Всё было неплохо, только никак не удавалось быстро, на ходу подбирать гармонию к новым песням, приходилось заниматься этим дома и потом выдавать комнатные заготовки за экспромты. Но, если забыть об этой мелкой неприятности, я был рад своим успехам и теперь, через полтора года после первого взятого аккорда, ударял по струнам и, уже никого не смущаясь, запевал: