Читать книгу - "Вызовите акушерку. Тени Ист-Энда - Дженнифер Уорф"

Пегги, напевая что-то, мыла и чистила Ноннатус-Хаус. Слышать её было неизменной радостью.

– У тебя весёлый вид, – заметила сестра Джулианна. – Как поживает Фрэнк?

– Фрэнк? Ну, у него живот болел, но я ему дала солей, скоро всё пройдёт.

Несколько недель спустя она пожаловалась сестре:

– Фрэнк по-прежнему страдает животом. Соли не помогают. Что ему ещё дать?

Расспросы показали, что боли в желудке у её брата продолжались уже полтора месяца. Сестра посоветовала сходить к врачу, но Фрэнк отказался. Такие, как он, докторов недолюбливают.

– Вот ещё, никогда к этим костоломам не ходил и не собираюсь. Всё пройдёт, вот увидите.

Но не прошло. Пару недель спустя ему пришлось свернуть торговлю на рынке на Крисп-стрит в одиннадцать утра, не распродав и половины рыбы. Такого раньше не бывало. Вернувшись домой, он выпил пару таблеток кодеина, и уснул, и на следующее утро почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы спозаранку отправиться в Биллингсгейт.

– Я ж говорил, что всё пройдёт, нет? – сказал он, целуя Пегги на прощание.

Но в семь утра его принесли домой. Боли стали такими сильными, что он уже не мог работать. Пегги уложила его в кровать и вызвала врача, который обследовал его и посоветовал отправиться в больницу. Фрэнк отказался. Доктор принялся уверять его, что это всего лишь на несколько дней, Пегги настаивала, и в конце концов Фрэнк сдался. Анализы показали начальную стадию опухоли поджелудочной железы. Им сказали, что поджелудочная железа воспалена, и Фрэнку показана радиевая терапия.

Пегги пришла искать утешения в Ноннатус-Хаус.

– Это же всего лишь воспаление, да и что такое поджелудочная железа? Какой-то крохотный орган, это ж не желудок и не печень. Облучение всё мигом уберёт. Эта железа не больше аппендикса, а сколько народу их поудаляло.

Мы утешали её. Что нам оставалось делать? Мы не сказали, что в те дни никто и не слышал, чтобы человек пережил рак поджелудочной железы. Фрэнку предложили либо лечь в больницу, либо приходить на облучение дважды в неделю. Он остался дома, сдал свой прилавок на три месяца и сказал, что скоро придёт в себя и потребует его обратно. Он запретил сестре увольняться, потому что не желал, чтобы над ним хлопотали. Однако Пегги всё же отказалась от большей части работы, сказав, что это первый раз в их жизни, когда он не вкалывает шесть дней в неделю, и это настоящий праздник. Какое-то облучение им вряд ли помешает, и в остальное время они будут гулять и радоваться.

Но Пегги не отказалась от работы в Ноннатус-Хаусе. Возможно, близость к сёстрам успокаивала и поддерживала её. Она не казалась встревоженной. Мы слышали только:

– Он хорошо себя чувствует, спасибо, сестра.

Или:

– Мы мало куда ходим. От радия он устаёт, поэтому мы сидим дома. Ему нравится, когда я ему читаю. Мы решили, что так лучше.

Как-то раз она сказала:

– У него по ночам всё болит, но ему дали какие-то таблетки, так что теперь будет легче, да, сестра?

А в другой раз:

– Он немножко похудел. Ну и хорошо, я ему говорю, а то уже брюхо себе отрастил. А он смеётся и говорит, мол, ты права, Пег.

Несколько неделю спустя нас попросили отправить к Фрэнку сиделку. Мы с сестрой Джулианной отправились к ним домой.

Пегги и Фрэнк жили в модульном доме на Собачьем острове. Это были небольшие сборные постройки, в изобилии возникавшие на улицах после войны, – там поселились тысячи людей, чьи жилища оказались разрушены. Модульные дома возводили второпях, в качестве временной меры. Предполагалось, что они прослужат не более пяти лет, но некоторые из них простояли по полвека. Это было уютное и симпатичное жилье, и многим оно нравилось больше, чем домишки, погибшие под бомбами. В лучах утреннего солнца район выглядел чудесно: низкорослые строения, деревья, усиженные воробьями, плеск реки. Меня всегда поражало, как такая идиллия может существовать неподалеку от одного из крупнейших торговых портов в мире.

Их крошечный сад, всего четыре фута на шесть^[9], выглядел образцово и был полон цветов, капусты и стручковой фасоли. По южной стене вился виноград – интересно, съедобный ли? Входная дверь вела прямиком в уютную, безупречно чистую гостиную. Пегги, очевидно, гордилась своим домом.

Она встретила нас с обычной радостной улыбкой.

– Как хорошо, что вы пришли, – сказала она, забирая у сестры пальто. – Фрэнк сейчас в постели, но вообще он хорошо себя чувствует. У него уже две недели как идёт терапия, и он всё крепнет. Говорит, скоро вернётся на рынок.

Мы вошли в спальню, и я порадовалась, что рядом со мной сестра Джулианна. Будь я одна, то вряд ли могла бы скрыть шок, который испытала, увидев Фрэнка впервые за три месяца. Он выглядел чудовищно. Мужчина лежал в центре широкой двуспальной постели – бледный, с запавшими глазами. Он так похудел, что кожа его вся обвисла, и у него выпали почти все волосы. Сомневаюсь, что кто-то из дружков с рынка узнал бы его.

Сестра Джулианна подошла к нему и тепло сказала:

– Здравствуй, Фрэнк, как мы рады тебя видеть. Нам тебя не хватает, и мы очень ждём твоего возвращения. Твой коллега – вполне себе ничего, мы не жалуемся, но с тобой нам куда лучше.

Фрэнк улыбнулся, и у него натянулась кожа на носу и скулах. Запавшие глаза блеснули от удовольствия.

– Скоро уж вернусь, сестра. Мне всего несколько недель осталось этой терапии, и я снова буду на ногах.

– Ты уверен, что не хочешь пройти оставшееся лечение в больнице? Там тебе будет спокойнее. Все эти поездки взад-вперёд очень утомительны, особенно после сеансов.

Но и Пегги, и Фрэнк стояли намертво.

Сестра осмотрела его. Она осторожно перекладывала его истощённое тело, руки и ноги, в которых, казалось, уже не хватало мускулов, чтобы шевелиться самостоятельно. Неужели это тот самый Фрэнк, всего несколько недель назад поднимавший тяжёлые ящики трески? Я подошла с другой стороны кровати и уловила аромат смерти.

Как ни странно, Пегги словно не замечала, как тяжело болен брат. Она казалась совершенно довольной и всё повторяла: «Он хорошо себя чувствует», «Он с каждым днём все крепче» или «Он тут съел весь молочный пудинг, что я приготовила, а это хороший знак, да?» Меня потрясло, до какой степени все мы видим только то, что хотим. Пегги настолько закрылась от реальности, что не понимала, в каком состоянии пребывает её брат. Для неё это был всё тот же Фрэнк, её родственник и возлюбленный. Ради него билось её сердце, ради него кровь бежала у неё по венам, и очевидные каждому изменения она просто не желала признавать.

Мы договорились, что я начну ухаживать за Фрэнком дважды в день, а сестра Джулианна будет приходить, когда её вызовет Пегги.