Читать книгу - "Оспожинки - Василий Аксенов"

Легче дышать мне стало – сердце отпустило; держало долго, много дней.

К дому подъехав, машину поставил – баком к поленнице, на всякий случай: если нагрянут городские ребятишки, им слить бензин сложнее будет – не подобраться. А с пустым баком мне нельзя остаться завтра – здесь не заправиться нигде, бензоколонки только в Елисейске – пешком не сходишь – сорок километров.

Взяв из багажника спиннинг, рюкзак с грибами и с рыбой, войдя в ограду и закрыв ворота на засов, чтобы собаки не открыли, у нас толкни их – и откроются, разувшись на крыльце, в избу вхожу.

Сидит мама на табуретке в прихожей, ссутулившись, руками на коленях – задумалась. Даже не слышит, что вошёл я.

Постучал в притолоку.

– Можно?! – спрашиваю.

– Ох, – встрепенувшись, говорит. – Я и не вижу и не слышу… Ну, наконец-то. Слава Богу. Уж жду да жду… Уехал ненадолго. С ума сойти… Уж ни случилось ли чё, думаю… Народу всякого шатается, шальных-то сколько… И день весь голодом. Не делай больше так, Ванюха, а то угробишь мать свою… Я же волнуюсь, беспокоюсь. Как только солнцу закататься, места себе не нахожу… Уже все окна проглядела, светло-то было… Стемнело как, дак отступилась… Сначала – всё ждала корову, потом – тебя… Сёдня хоть та уж заявилась вовремя. Стала опять там памятником на угоре, как заполошная, орёт: иди за ней, за лихорадкой… Моду взяла… Пришлось идти, едва вернулась… Было бы ровно, то всё косогоры… Пошто так долго-то?

– Да получилось так, застрял немного…

– Застрял… Не надо было ехать.

– Теперь уж что про это говорить… Как, – спрашиваю, – подоила?

– Дома бы лучше посидел… Да подоила кое-как… Жду вот тебя, ещё не ужинала. Дашь солидолу завтра – дойки смазать ей… потрескались. Разодрала ещё – носило её где-то, через заборы лазила, как кошка… Ну, чё, хоть чё-нибудь добыл? – спрашивает. – Зря только ноги ли намаял?.. Хоть на машине, не пешком.

– Добыл, – говорю, опуская на пол рюкзак. – Такой тяжёлый-то вон, вижу?

– А в нём грибы ещё!

– Кого убил?

– Грибы! Грибы!

– Как ты таскал его… Грибы-ы… Глухая, – встала, на кухню подалась. – С рыбой и с ними-то, с грибами, завтра будешь разбираться. Пока всё в воду опусти. Рыбу – вон в таз, грибы – в кастрюлю… Налей холодной. За ночь ничё уж с ними не случится. А счас – не день… как там, в потёмках?.. Беда, охота да рыбалка… хуже неволи, – говорит.

Поужинали. Постным. Чаю попили.

Убрал я на кухню посуду со стола. Мама мыть её там стала. Не разрешила мне: сама, мол. Воду заранее нагрела.

Разобрал я рюкзак. Щук в таз сложил, грибы – в ведёрную кастрюлю. Воды налил. Рюкзак вынес на улицу, вывернув наизнанку, повесил его на бельевую верёвку сушиться и проветриваться. На звёзды посмотрел – едва оторвался; пощурился на месяц. Сретенск послушал – молодёжь где-то громко разговаривает – пивом себя, наверное, попотчевали – заурядно.

Пока тепло.

В дом вернулся. Телевизор включил. Кино какое-то – смотрю, но не вникаю – парни хорошие с плохими расправляются – ну, ладно.

Пришла мама. Села близко к телевизору.

– «Время» – то началось уже?.. Ещё не скоро ли? – спрашивает.

– Скоро, – говорю. – Через минуту.

Как раз и пикает, и началось.

– Спать ещё рано… погляжу… то ночью высплюсь, чё мне делать?

Я смотрю и слушаю новости, мама – только смотрит.

– Громкость добавить?

– Да не надо… Я всё равно ничё не понимаю…

Нет, – говорит, – глаза слипаются, пойду… И ты тут долго не засиживайся. Вставать-то будешь, помогать мне?

– Буду.

– Ну вот, ложись пораньше, чтобы выспаться. Ушла. На кровать села, говорит, слышу:

– Когда ложусь, то думаю: «Когда встану?»

А ночь длится, и я ворочаюсь досыта до самого рассвета.

И мне после:

– Сходи, Ваня, будь добр, принеси мне лопухи…

Совсем забыла… Темно, ну хоть с фонариком, ли чё ли… Ноги болят, терпеть нет мочи…

Сходил я в огород. Принёс ей листья репейные.

– Спасибо, милый.

Сидит, низко склонившись, обматывает ноги лопухами, обвязывает, чтобы держались, их шнурками. Бормочет:

– И чё толку… лечусь, лечусь – не помогат… Болит в ногах – а в сердце спицей кто как будто тычет. Такая боль… За что такие мне мучения?

Ложится спать. Долго устраивается. Молится. Выключил телевизор. Пошёл на веранду. Взял книгу Андрея Кураева. Почитал. Отложил книгу. Свет погасил. Темно на веранде, черно за окном. Вспомнил, как мама года два назад мне рассказывала:

– Никогда тебе не говорила… Теперь уж можно… Вас тогда уже, и без тебя-то, было семеро. Васюха маленький ещё, ходить только стал, поздно начал, больной, в коростах, ночами плачет, не стихает – грыжа… Жили мы бедно. Как и многие. Да и с отцом – уже немолодые. Со стороны всё и советуют – они, советники, всегда найдутся. Вот и удумала я отказаться от тебя, нашло затменне. Ну, там – какой ещё, теперь уж – вымахал… Иван Васильевич… Договорились. Дело было второго мая, хорошо помню. Чтоб до Девятого-то совершилось… Снег не сошёл ещё, лежал местами, и по дороге к нам тут тоже… Тоня, была в Ялане акушерка. Та согласилась – пообещала ей сметаны, да метерьял лежал на платье – посулила ей. Отца вашего дома не было, в бригаде был, готовились там к посевной. Я и решилась. Вечером, затемно уже, привёз Тоню в Сретенск её ухажёр, работал в матээсе инженером, на мотоцикле, был у него какой-то там, не знаю, всё и палькал на ём, как самашедший. Остановился возле клуба – к нам не проехать. Ухажёр Тонин возле мотоцикла остался сторожить, а она пешком направилась до нас одна – я уже жду её, в окно заглядываю, а чё в окне – хоть глаз коли, уже такая темнотишша – начало мая, день-то и долгий уж, но было пасмурно… Поскользнулась моя Тоня и сломала ногу, не доходя метров десять до наших ворот. Такой вот грех чуть не взяла на свою душу. Помилуй, Господи, меня дурную… Ну, слава Богу… слава Богу, не по моей устроилось всё воле.

Не сломай перед нашим домом много лет назад ногу какая-то неведомая мне Тоня, и не лежал бы я сейчас здесь, на Кемь сегодня бы не ездил.

Долго не засыпал – про Машу думал. Как мне легко с ней, хорошо; о странной встрече – думал и об этом.