Читать книгу - "Молоко с кровью - Люко Дашвар"

– Когда?

– Да как еще маленькой была! Зачем?

– Да разве теперь вспомнишь?

Баба Марусю от себя оттолкнула, в ладоши хлопнула – в тумане шкаф платяной зеркалом сверкнул. Баба на зеркало указала.

– Туда кати!

Маруся оглядывается и видит – прямо на нее красная коралловая бусинка катится. Да все больше становится, больше, а Маруся все меньше, меньше. И уже на маленькую Марусю огромный, как гора, красный каменный шар мчится, еще миг – раздавит.

Маруся закричала, отскочила в сторону. Шар мимо нее прокатился, остановился и снова на Марусю катится, словно кто его гневной рукой направляет.

– Баба! Спасите! – закричала, а баба как расхохочется:

– Кати, девка!

– Боюсь!

– Так найми себе помощника, если такая трусиха!

– Да где ж я его тут найду? Туман вон повсюду лег. Сама себя не вижу.

Тут Орыся от зеркала к бабе идет.

– Ой, бросьте вы эту затею, прошу! – бабу умоляет. – Не отбирала Маруся у меня намысто. Сама отдала…

– Как посмела?! – закричала баба.

– Виновата, нитку разорвала, кораллы растеряла…

– Кораллы растеряла?! – страшно крикнула баба и ударила Орысю по щеке. – Проклята будь! Проклята! Проклята!

Маруся расплакалась, в маму вцепилась и умоляет бабу:

– Не проклинайте мою маму, бабушка! Хоть и растеряла кораллы, так потом все до одного вместе собрала. И нитку покрепче нашла. Вон сколько лет ношу, так ни разу не разорвалась.

Баба глаза прищурила, в Марусины груди пальцем ткнула.

– А где ж оно? Где намысто? Куда дела?

Маруся еще больше испугалась.

– Спрятала…

– С шеи сняла?! – рассвирепела баба.

– Так оно ж мне не крест, чтоб до смерти не снимать…

Баба вдруг покачнулась, слезу дрожащей рукой утерла.

– Так вот отчего я своего милого никак найти не могу… – И вот говорит, и на глазах все моложе становится, моложе. Смотрит Маруся – перед ней молодая девушка стоит: печальная, очи синие плачут, длинные косы расплетены. К маме обернулась, спросить хотела, а мамы нет уже, подевалась куда-то.

– Не видела я твоего милого… – прошептала Маруся.

– Потому что счастливая… А счастливые ничего вокруг не замечают, – девушка говорит ей тоскливо.

– Разве я счастливая? – вздохнула Маруся. – Сердце вот все время плачет…

– А сердце и от счастья плачет, – насторожилась девушка и просит Марусю: – Отдай мне свое намысто. Тебе оно теперь совсем не нужно.

– Почему?

– Все равно душу закрыла. Любовь – не залетит. Счастье погаснет без свежего ветра. Отдай…

– Да бери! – отчего-то разгневалась Маруся, с силой толкнула большую, как гора, красную бусинку к девушке. Бусинка покатилась, подмяла под себя девушку и остановилась уже после того, как раздавила ее.

Маруся смотрела на неподвижное тело, тряслась от ужаса, но ноги не слушались – и шагу ступить не могла. И вдруг туман рассеялся, в открытое оконце заглянуло солнце, словно только того и поджидало, Маруся оглянулась – никого. И только родная комнатка с кожаным диваном и зеркальным шкафом стала огромной, как белый свет. До зеркала, верно, полжизни брести. Издалека на себя в зеркало глянула – на шее намысто коралловое. Руку к нему приложила:

– Да что же это?!

И тут кто-то маленький за подол юбки – дерг! Оглянулась – мальчонка лет семи.

– А ты кто такой? – улыбнулась.

– Мама! – серьезно произнес малыш. – Ты больше не балуйся и намысто никогда не снимай.

Маруся хотела присесть около него, но мальчонка крутнулся и исчез.

Маруся открыла глаза и села на матраце.

– Дурная спала – дурное и приснилось! – прошептала сердито.

Немец слово сдержал – не поехал в новый дом. Старостенко матюки гнул, Татьянка в такие рыданья впала, что любопытные соседи собирались под забором Барбуляковой хаты, щелкали семечки и бились об заклад, что, верно, немец начал бить жену. Хоть бы хны! Уперся.

– Если хочешь новую хату, так будешь сама в ней жить, – сказал Татьянке. И как она его ни уговаривала, на переезд не согласился.

Татьянка рыдать прекратила, что-то там себе покумекала.

– Как же меня Степка любит, аж страшно! – понесла по Ракитному. – А я ж, дура, думала, что он ради Старостенковых обещаний дать новую хату на мне женился. А он говорит: «Вот тебе, жена, мое главное доказательство, что люблю тебя, как бешеный. Болтают люди, что из-за хаты я на тебе женился, так не перееду я в новую хату! Не нужна она мне! Лучше возьму в колхозе материалы и отцовскую хату отремонтирую, будет как дворец!»

– Да может быть, – размышляли ракитнянцы, наблюдая, как рыжий немец все возится у старой родительской хаты, – то одно подправит, то другое в порядок приведет.

Но через несколько месяцев сплетничать про странноватого Барбуляка стало неинтересно, к тому же, когда осень занесло снегом, сразу у двух баб животы округлились.

– Маруся! Маруся! А ты кого хочешь? – спросила беременная Татьянка беременную Марусю, когда как-то повстречала ее на улице.

– Только бы не рыжее, – отрезала Маруся, а Татьянка все по-своему поняла:

– Очень уж ты заносчивая, Маруська! – рассердилась. – Ну и что, что мы со Степой не такие уж красавцы, как ты со своим Лешкой, а вот ребеночек у нас будет – самый красивый! Вот увидишь!

– Такие глупости говоришь, смех да и только! – сказала Маруся, и Татьянка разгневалась еще больше.

– А в постели ж какой… Мама родная! Вот бы не отрывалась от него и на миг, – цокала языком. – Уже и живот выпирает, уже и неудобно, а он вот припадет ко мне: «Любонька моя! Не могу без тебя! Давай последний разочек…»

– Ох и брехливая ты, Татьянка! – грустно усмехнулась Маруся.

– Это я брехливая? – понесло библиотекаршу. – Это ты – брехуха высокомерная! На свадьбе нашей люди добра желали, а ты на моего Степку наплевала: мол, ни на что не способный. Зараза! Зараза и все!

Маруся Татьянку смерила взглядом да спокойно так:

– А чего ж бесишься, Татьянка? Верно, как немец с перепугу в первую брачную ночь на тебя заскочил, так с тех пор больше и не можешь приманить к себе.

– Да ты что несешь?! – возмутилась Татьянка. И на живот показывает. – А ребеночек откуда? Ветром занесло? Да ты просто завидуешь мне, Маруська! Потому что меня Степа так любит, что все село про это гудит, а твой Лешка как с утра пораньше из дома выскочит, так до ночи себе работу ищет, только бы тебя не видеть.

Марусины глаза сверкнули железом. Брови серпом выгнула.