Читать книгу - "Злые ветры дуют в Великий пост - Леонардо Падура"

— Маноло, хоть раз в жизни езжай потихоньку, — с мольбой в голосе попросил Конде своего подчиненного, усевшись в машину, а после повернул зеркальце и принялся натирать себе лоб китайским бальзамом. — Рассказывай.

— Лучше ты расскажи, что с тобой приключилось — под поезд попал или приступ болотной лихорадки прихватил?

— Хуже — танцевал.

Тут сержант Мануэль Паласиос проникся пониманием и сочувствием к своему шефу и всю дорогу ехал не быстрее восьмидесяти километров в час, по пути вводя его в курс дела:

— Парень объявился около десяти вечера. Я уж собрался уходить и велел Греку и Креспо оставаться сторожить на углу, а тот как раз подруливает на своем мотоцикле. Ну мы сразу спустились в гараж, говорим, предъяви документы на мотоцикл, и он принимается вешать нам лапшу на уши. Тогда я решил: пусть посидит до утра, дозреет маленько. Думаю, он уже накрахмалился, как считаешь? Да, тебя просил зайти капитан Сисерон. Короче, по заключению экспертизы, марихуана из дома Лисетты, хоть и размокла, все равно крепче обычной, поэтому в лаборатории полагают, что травка не местная, скорее всего мексиканская или никарагуанская. А с месяц тому назад они взяли в Луйяно двух типов на сбыте сигарет с марихуаной вроде бы того же происхождения.

— А те откуда ее взяли?

— В этом-то и весь вопрос! Они якобы купили ее у кого-то в Эль-Ведадо, однако человека с указанными ими приметами засечь не удается. Видать, эти ребята кого-то прикрывают…

— Значит, марихуана не кубинская…

Конде поправил темные очки и закурил сигарету. Он опять становился человеком. Тому, кто придумал дуралгин, надо поставить памятник с такой примерно надписью: «От благодарных алкашей всего света»… Конде возложил бы к нему цветы.

— Полное имя?

— Педро Ордоньес Мартель.

— Возраст?

— Двадцать пять лет.

— Место работы?

— У меня нет места работы.

— Тогда чем ты зарабатываешь на жизнь?

— Ремонтирую мотоциклы.

— Ах, мотоциклы… Так расскажи-ка лейтенанту про свой «кавасаки».

Конде отделился от дверного косяка, подошел к столу и остановился напротив Пупи, сидящего в потоке жаркого света от мощной лампы. Маноло посмотрел на шефа, потом на Пупи.

— В чем дело, язык отнялся? — спросил он, наклоняясь и заглядывая парню в глаза.

— Я его купил у одного моряка с торгового судна, — заговорил тот, обращаясь к Конде. — Он написал мне расписку, которую я вчера отдал вот ему. А моряк потом сбежал с судна и остался в Испании.

— Опять врешь, Педро.

— Послушайте, сержант, перестаньте обзывать меня лгуном. Это оскорбление.

— Ах вот оно что? А держать нас с лейтенантом за недоумков — это как называется?

— Я вас не оскорблял.

— Ну хорошо, предположим на минуту, что все так и было. Что скажешь, если мы обвиним тебя в незаконной торговле и спекуляции? Говорят, ты перепродаешь вещи из дипмагазина и наварил на этом большие деньги.

— Это еще надо доказать, я ведь не ворую, не занимаюсь контрабандой, не…

— А если мы сейчас же поедем и проведем обыск у тебя дома?

— Только из-за мотоцикла?

— И найдем там зелененькие купюры, несколько комнатных вентиляторов и так далее, что ты тогда запоешь: что они там родились?

Пупи бросил умоляющий взгляд на лейтенанта, будто просил о спасении, и тот подумал, что надо бы протянуть ему руку помощи. Внешность парня представляла собой запоздалую и неуместную копию Ангелов ада:[21]длинные, до плеч, волосы с пробором посередине, черная кожаная куртка, которая бросала вызов местным климатическим условиям, так же как высокие ботинки с двойными молниями и плотные джинсы для верховой езды со вставкой на седалище. Да, насмотрелся, видать, этот парень голливудских фильмов.

— Сержант, вы позволите мне задать Педро один вопрос?

— Конечно, лейтенант, — сказал Маноло и откинулся на спинку стула.

Конде выключил лампу, но остался стоять по другую сторону стола, дожидаясь, когда Пупи перестанет тереть воспаленные глаза.

— Вы увлекаетесь мотоциклами, если не ошибаюсь?

— Да, лейтенант, и, если по правде, мало кто знает этих тварей так, как знаю их я.

— Кстати, о ваших знаниях. Что вам известно о Лисетте Нуньес Дельгадо?

Глаза Пупи вдруг расширились в нескрываемом ужасе, смазливое лицо, хранившее до сих пор невозмутимое выражение, сморщилось в болезненной гримасе. Рот раскрылся в попытке произнести слова протеста, но он не издал ни звука, и только подбородок задрожал, будто в безвольной судороге подступающих рыданий.

— Ну так что вы мне ответите, Педро?

— Не понимаю, что вам от меня надо? Ничего мне о ней не известно, лейтенант, могу поклясться чем хотите, ничего не знаю…

— Погоди клясться, давай-ка лучше разберемся. Когда ты видел ее в последний раз?

— Не знаю, в понедельник или во вторник. Я заехал за ней в Пре после окончания занятий, потому что она хотела купить у меня кроссовки, такие, знаете, с широкой подошвой — приобретены мной законным путем, честное слово! Мы поехали ко мне домой, Лисетта их померила, они пришлись ей впору, потом поехали к ней домой за деньгами, а после я уехал.

— Сколько вы взяли с нее за кроссовки?

— Нисколько.

— Вы же сами сказали, что она их у вас купила.

Пупи алчными глазами смотрел, как Конде прикуривает сигарету.

— Хочешь курить?

— Буду вам благодарен.

Конде подал ему пачку и коробок спичек, подождал, пока Пупи закурит.

— Ну так что там было с кроссовками?

— Ничего особенного, лейтенант, вы же знаете, что мы с ней, ну, мы с ней встречались, а девушке, с которой у тебя что-то было, сами понимаете, немыслимо что-то продавать.

— Значит, ты ей кроссовки подарил, так? Или, может, отдал в обмен на что-то?

— То есть как в обмен?

— Между вами в тот день были половые сношения?

Пупи запнулся, готовый возмутиться, заявить о недопустимости вмешательства в чужую личную жизнь, но, видимо, передумал:

— Да.

— Для этого она и пригласила тебя к себе домой?

Пупи жадно втянул сигаретный дым, так что Конде расслышал легкое потрескивание сгорающего табака, и помотал головой, будто отрицая то, чего не мог отрицать, потом опять затянулся и только после этого заговорил: