Читать книгу - "Пребудь со мной - Элизабет Страут"

— Миссис Хэтч, — предложил он, — не выпьете ли со мной чашечку кофе?

— Вот только пропущу это белье через отжималку.

Он прислонился к косяку открытой в комнатку при задней прихожей двери и глядел, как Конни пропускает мокрое белье через бежевые валики, укрепленные над бачком стиральной машины. Курточка от пижамы Кэтрин выползла из-под валиков совершенно плоской. Конни швырнула ее в корзину для стираного белья.

— Скажите-ка, миссис Хэтч, — спросил Тайлер, побрякивая мелочью в брючном кармане, — как вы выучили алфавит?

— Понятия не имею. — Она снова опустила руки в бачок стиральной машины. — У меня совсем об этом никакой памяти нет.

— Нет… у меня тоже. — Он наблюдал, как она вынимает из машины новую белую сорочку и пропускает ее через отжималку, и добавил, не думая: — Бонхёффер утверждает, что наша способность забывать — это дар.

— Ну, тогда я даровитая.

Конни обернулась к нему, сияя улыбкой, так ее преобразившей, что ее лицо стало выглядеть совсем юным. Однако эта улыбка как-то обострила печаль в ее глазах, и Тайлер снова был потрясен тем впечатлением, какое она на него производила: ему пришлось отвести взгляд.

— Просто дело в том, что учительница Кэтрин сердится, потому что Кэтрин не знает алфавита, — объяснил он.

— Ох, да выучит она его, — сказала Конни. Она отвинтила шланг от крана. — Надеюсь, эта девочка не вырастет неграмотной.

Тайлер сделал шаг назад, давая ей пройти.

— Надеюсь, вы правы, — откликнулся он и пошел следом за ней на кухню, где и уселся у кухонного стола, вытянув вбок длинные ноги. Смотрел, как она разливает по чашкам кофе, достает пончики. — Миссис Хэтч, — попросил он, — расскажите о себе. Вы из этих мест? Может быть, вы мне уже говорили — извините…

— Я из маленького городка выше по реке, из Эддинга, — ответила Конни и, сев за стол, принялась медленно отхлебывать кофе.

— А, да, я видел это название, когда ехал по главному шоссе.

Конни не могла припомнить, чтобы кто-нибудь раньше говорил ей: «Расскажите о себе». Она не знала, что рассказывать. В собственном воображении она была всего лишь слабой карандашной черточкой на белом листе бумаги, тогда как все другие были вычерчены тушью, а некоторые, вот как священник, — ярким маркировочным карандашом «Мэджик маркер».

— У вас есть братья и сестры?

— Старшая сестра Бекки. Она подальше на север живет.

— А вы с ней часто видитесь?

— Да нет… У Бекки были проблемы.

Тайлер кивнул. Утреннее солнце, пробившись сквозь затянувшую небо белую муть, на миг сверкнуло на хромированном крае стола.

— А еще у меня был младший брат — Джерри. На двенадцать лет меня моложе. Так что он был мне как мой сынок. — Она взглянула на Тайлера своими зелеными, расширившимися, словно от боли, глазами, будто что-то мучительное застигло ее врасплох.

— Это хорошо для него, — сказал священник. — Такая большая разница в возрасте может быть очень хороша — мне так кажется.

— Да. Я и правда его очень любила. Это-то у него было. Матери-то моей к этому времени надоело жить с детьми да собаками, надоели и дети, и собаки. «Никаких больше детей, никаких больше собак!» — говорила она. И выходила из себя по каждому пустяку. Мы держались от нее подальше, старались ей на глаза не попадаться. А я заботилась о Джерри.

— Ему повезло, Конни, у него были вы.

— Он погиб в Корее. Девять лет назад. На следующей неделе ровно будет.

— Ох, Конни!

Так произнести ее имя! Конни наклонила голову и отпила кофе.

— Ох, простите меня, Конни. — Тайлер покачал головой. Минуту спустя заговорил снова: — Да уж, Макартур там здорово напортачил. Такое высокомерие — отправить туда этих мальчишек, необученных, нетренированных. — Тайлер медленно поворачивал в руках чашку с кофе.

— Ну, он-то как раз был обучен. Он ведь в армию еще раньше пошел. Хотел с немцами в Европе сражаться. Но попал на конторскую работу внутри страны, а не за морем и так военных действий и не увидел. — Конни пришлось переждать минуту: на глаза у нее навернулись слезы. — Он говорил, что из-за этого чувствует себя маменькиным сынком. Так что когда еще одна проклятая война подвернулась под руку… — Конни покачала головой и увидела, что священник смотрит на нее добрыми глазами. — Вот что мне хуже всего — ведь он не должен был ехать в Корею. Поехал туда, только чтоб люди не думали, что он маменькин сынок.

— Ох, как это грустно. — Священник сморщился.

— Я собирала ему посылочку, — продолжала Конни, — связала красные варежки и сварила ему помадку, и как раз упаковывала все в ящик — посылочку ему, а тут Адриан подъехал, в середине дня, так что я сразу поняла. Просто сразу.

Тайлер молча кивнул.

— Ну, я заставила Адриана ящик этот унести. Не могла на него смотреть.

— Ну, разумеется, — сказал Тайлер.

Конни отерла губы салфеткой.

— И до сих пор у меня такое чувство, что это все нереально, не по-настоящему, — сказала она, глядя на Тайлера с озадаченным видом.

Тайлер смотрел на Конни молча. Через минуту, упершись подбородком в ладони, он наконец произнес:

— Это странное чувство, не правда ли?

— Там, за океаном, было так холодно, знаете… — Конни поежилась. — Тридцать градусов ниже нуля. Ребятам приходилось писать на винтовки, чтобы заставить их стрелять.

— Кошмар, — пробормотал Тайлер, вздрогнув при слове «писать». Он задумчиво покачал головой. — Просто кошмарный провал. Мне ужасно жаль.

— Несколько лет назад, — сказала Конни, — я отправилась в госпиталь Тогаса навестить одного человека. Он был офицером, Джерри служил под его началом. Я думала, если смогу с ним поговорить — знаете, увидеть все, как было, вроде как своими глазами, — может, оно станет для меня более реальным, настоящим. — Конни покачала головой, оттолкнула кофейную чашку. — Но, бог ты мой…

— Что такое, Конни?

— Ох, ну, этот парень просто сидел там в инвалидном кресле и трясся от страха да курил сигарету за сигаретой. Им пришлось приставлять его кресло спинкой к стене — так он боялся, что кто-то зайдет сзади, крадучись. — Конни побарабанила пальцами по столешнице. — Трудно даже подумать, что он был офицером. Одно утешение, что Джерри кончил не так, как он.

— Да, — согласился Тайлер. — По крайней мере, он не страдает.

— Это верно. — Голос Конни окреп, и она произнесла с неожиданной уверенностью: — И ведь в этом и заключается смысл, правда? Именно в этом — смысл!

— Смысл? Смысл чего, Конни? — В нем неожиданно шевельнулась тревожная неловкость.

Глаза у Конни были мокры. Она взглянула на Тайлера:

— Того, что жизнь этого офицера — это не жизнь, правда? Вовсе никакая не жизнь. Хуже, чем смерть, если вы меня спросите. Он ведь даже разговаривать не может. Они там даже как-то раз обернули его в замороженные простыни. Попробовать шоком его из шока вывести. Только это не сработало. Вот я и говорю — это не жизнь. А вы не считаете, что гораздо лучше быть мертвым?