Читать книгу - "Дед - Михаил Боков"

Фока метнул в Серегу взгляд-лазер. Серега охнул и рассыпался в прах.

Ганин ничего не смыслил в картах, но про секу кое-что знал. Например, что эту игру любят во дворах и в тюрьмах, что правила ее просты – знай себе набирай очки и торгуйся. Но если попадешь на молодца с ловкими руками и шальной душой на блеф, то могут и оставить ни с чем. Слышал от бывалых, что иные зэки, увлекшись простыми, но затягивающими ходами игры, уже не могли остановиться, пока не проигрывали себя самих и своих родственников – особенно среди родственников ценились молодые симпатичные сестры и жены. Тогда, проигравшись, такие зэки отписывали домой: так, мол, и так – и сестра или жена должна была выбить свиданку, на которой ее незадачливого брата или мужа подменял победитель и торжественно вступал «в право собственности». Зачастую зэки не сообщали своим женщинам о проигрыше, и тогда на свидании тех ждали шок и потрясение, когда в комнату для родственников вваливался чужой человек. Такое, слышал Ганин, в тюрьме устраивалось запросто – с попустительства охранников, при помощи взяток. Иные проигравшие отказывались вызывать в тюрьму родственников женского пола, и тогда их самих опускали на самое дно тюремной иерархии. Человек, проигравший в секу и не сумевший выплатить долг, считался презреннейшим из существ, жизнь его в зоне была нелегка.

И теперь агенты намеревались играть на копеечку в эту игру.

Ганин, помня о Фокином карточном таланте, от секи устранился. То же самое сделали Виктор Сергеевич и Степан Солодовников. Серега остался, несмотря на то, что брат пихнул его: «Надо тебе это?» – «Надо!» – фыркнул. Три агента, Фока и он составили партию.

Фока и не скрывал, что у него талант, что играть с ним будет нелегко, – делал всякие карточные штучки: ставил колоду домиком, рассыпал, убирал одну карту в середину и тут же, перемешав все, доставал ее снизу. Агентов должны были насторожить эти умения, но они и бровью не повели – только потирали руки, предвкушая развлечение. Серега Солодовников, в свою очередь, вообще настораживался редко. Его память, подозревал Ганин, стиралась вечером каждого дня, и следующее утро Серега начинал радостный и по-детски легкий – свободный от всякого жизненного опыта и воспоминаний.

Начальной ставкой сделали десять рублей за кон. Фока оглядел всех: «Ну? Готовы?» – и начал сдавать. Ганин подвинулся к нему, тронул за плечо.

– Фока, – попросил он шепотом. – Ты бы не раздевал их, а?

Фока вскинулся, ответил неожиданно резко:

– Я тебя не учу жить, Андрей. И ты меня не учи.

Получив карты, игроки заглянули в сдачу. Крякнули. Игра пошла. Один из «костюмов» сразу же повысил кон. Солодовников-младший ввязался в торговлю. Фока и остальные вскрылись и отступили. Солодовников и агент уперлись лбами: когда пришло время вскрываться, стоимость кона составляла уже около трех тысяч рублей – так далеко оба зашли в торговле. Выиграл «костюм», достоинство его карт оказалось больше.

– Мечи денежку, шантрапа, – сказал он.

Серега полез в рюкзак, выскреб оттуда всю наличность, которая была, – смятые бумажки, червонцы, мелочь – и стал отсчитывать. Денег не хватало. Почесал затылок, снова заглянул в рюкзак – но там было уже шаром покати, – и тогда он предложил:

– Слышь, служивый. Может, часами возьмешь? Батин подарок.

Братская затрещина не заставила себя ждать: прилетела и хлопнула Серегу по загривку. Тот вскрикнул, деньги брызнули из его рук золотым фонтаном. Вскочил, красный, сжав кулаки.

– Че? – крикнул брату с вызовом. – Че ты?

– Дурень, – сказал Степан, нисколько не заботясь угрожающей Серегиной позой. Наклонившись, он стал собирать рассыпавшуюся наличность. – Играть не можешь, так чего полез? Часы батины в расход пустить удумал. Вот он сейчас смотрит, покойничек, на тебя с неба и горюет. Думает: порол, порол Сережку, а ничему-то его не научил. Вырос из Сережки нехристь.

– Отыгрался бы я.

– Отыгрался, ага. Остался бы без порток, вот и весь отыгрыш.

Степан собрал деньги с земли, тщательно пересчитал. Потом извлек из кармана кошелек, добавил недостающее.

– Держи, – сказал он, отдавая деньги Сереге. – И не играй больше.

Серега передал выигрыш «костюму».

– Возьмите, дядя. За науку спасибо, а я больше не игрец. Братец вон не велит.

«Костюм» хмыкнул, пыхнул сигаретой, стал прятать купюры в брюки. От всех этих движений его пузо заколыхалось. Ганин отметил, что бледная кожа агентов, побыв под солнцем, заметно покраснела. «Сгорели!» – с каким-то радостным изумлением подумал он. «Костюмы» играли как ни в чем не бывало – видимо, пока солнечные ожоги не давали о себе знать. Но наступит вечер, и они проявят себя, знал Ганин. Начнут зудеть, покусывать, сделают тело неуютным и неродным. Там, куда солнце не добралось, на упитанных боках остались белые пятна. При движении они открывались, и это делало агентов похожими на диковинных полосатых животных.

– Ну? – спросил Фока, оторвав Ганина от наблюдений. – Играем? Кто в кону?

«Костюмы» были настроены продолжать.

Ганин решил, что посмотрел на игру достаточно. Он достал ноутбук, открыл его – надеялся, что тот вновь чудесным образом найдет сеть. Сеть не нашлась. Чертыхнувшись, он захлопнул крышку. Поднялся. Побрел в сторону леса.

– Куда? – не поворачивая головы, окрикнул его один из «костюмов».

– Прогуляюсь, – сказал Ганин.

– Смотри не утеки, – напутствовал агент.

Ганин хотел было ответить, но сдержался. Черт с тобой, подумал, пропекайся на солнце, морда. Целью его прогулки было попробовать найти связь. Такое бывало иногда – недавний опыт с Интернетом стал тому подтверждением. Но гораздо чаще это напоминало охоту на дикое редкое животное: связь была единорогом, о котором все слышали, но никто не видел. Почувствовав приближение охотников, она ускользала. Ее всегда требовалось приманить. В ход шли ритуалы, заклинания, суеверия, к примеру, Ганин знал, что в процессе ловли связи надо поговорить с ней и с ноутбуком. Не поговоришь – останешься с пустыми руками.

Вот и сейчас он заговаривал технику и пространство. Упрашивал: «Давай, деточка, давай, родненький. Ты же можешь. Можешь, ну?» Пока аппарат не мог ничего. Экран выдавал отсутствие доступных сигналов.

Пунктом два, знал Ганин, были высоты: холмы, верхушки деревьев – на высоте связь всегда проявлялась лучше, но это было уже чистой физикой, а не суеверием. Некоторое время он стоял, задрав голову, в окружении иссохших за лето осин – прикидывал, сможет ли забраться, не обломав ветвей. Деревья выглядели ненадежно. Ганин двинулся дальше.

Связь была нужна ему для разговора с Варей. Ганин многое хотел рассказать ей. Он поведал бы, с какими чудищами сражался здесь, в лесу, сколь много опасностей преодолел и сколь много драконов победил, чтобы спасти белокурую принцессу из плена. «Принцесса, это я?» – знал он, спросит дочь. «Ты», – ответил бы он. «А принц будет на коне?» – «На коне». – «А конь будет какой?» – «Конь будет красивый, белый. В рыжих яблоках».