Читать книгу - "Розовый дельфин - Роман Коробенков"

– Можно?

– …

– Потом?

– Совсем недавно я начала чувствовать необратимые изменения в себе. – Она заговорила медленно и неуверенно. – Я не могла понять, что со мной происходит, точнее, не могла поверить, что такое может случиться – в принципе. Но в скором времени я поняла, что, как бы то ни произошло, это есть. Я уже не могла ошибиться.

– А именно?

– Хочешь знать? Это непростая информация даже для моей психики.

– Хочу! – отрезал я.

– У меня будет ребенок, – ломающимся голосом произнесла моя женщина.

– У тебя? – внутри меня что-то оторвалось и ухнуло далеко вниз по неправильному штопору моего душевного устройства.

– У нас, – прошептала она.

– Нас, – неэмоционально повторил я, словно забыв значение этого слова, раскаленного в данном случае.

Темнота превратилась в сироп.

– Это правда? – испугался я повисшего безмолвия.

– Правда, – подтвердила она и первое, и то, что она рядом.

– Я… – Слова давались с трудом. – Это же чудесно, – услышал я себя со стороны.

– Согласна, хотя это и невозможно. – Лучистая вспышка радости подстегнула ее раненую интонацию. – Гуннулы и люди – несовместимые организмы, проще говоря, дети от таких пар невозможны. Хотя обе расы живородящи. Точнее, были когда-то. Думаю, в тот момент, когда ты остался один, ты стал обладателем жизненной силы, которая когда-то вращала многомиллионную планету со всем ее содержимым. Эта сила изменила меня изнутри, так же как и тебя. И теперь я ношу человеческое дитя.

– Почему ты ушла?

– Около месяца назад мне приказали вернуться. Самое дикое – мы уже понимали, что не можем убить тебя при этих обстоятельствах, – сказала лже-Алиса, заставляя меня душевно агонизировать. – Потому что, убив тебя, мы сделали бы этого ребенка сильнее, и неизвестно, насколько он станет силен и что сможет сделать с нами потом. Последствия того, что мы видим сейчас, необратимы. Выходит, ты нужен нам живым. Эннуды узнали, что Аномалия может убить ребенка, нашим показалось, что лучше убить малыша, так как дети гормоналов всегда сильнее родителей. Я долго думала. – Слова застревали у нее в горле. – Я опоздала на две недели, но пришла по приказу, иначе… иначе они почувствовали бы неладное и опять спустили бы ее с поводка. Тогда кто-то из вас умер бы. Я не могла рисковать. Я пошла к ним.

– Чтобы убить ребенка?

– Я хотела ответить и на этот вопрос. Но пока я катила коляску, смотрела на ее тонкие колеса, тепло шелестящие по шершавому асфальту, а на дорогу у меня ушло много времени, я переосмыслила многое. Стала думать как мать, как женщина. Я катила эту штуковину перед собой, иногда начиная машинально качать ее. Приливы повышенной привязанности, которые вы называете любовью, захлестывали меня. Я боялась, но я же была храброй и считала, что смогу перевернуть все. Я думала о тебе, обо мне. О том, как все получилось. О том, как все могло получиться. Я надеюсь их переубедить.

– Зачем ты позвала меня за собой? – спросил я о том, что волновало меня не меньше. – Ты же хотела, чтобы я пришел? Эти стрелки…

– Я хотела услышать отца, его мнение, – призналась лже-Алиса. – Услышать тебя. Мне нужно было побыть одной, собраться с мыслями. И прежде всего – рассказать тебе все. До конца. Чтобы ты понял и принял решение. И я услышала то, что хотела. Теперь я знаю, что делать.

– Что же?

– Для начала вытащу тебя отсюда.

– Отсюда?

– Это тюрьма, – мягко объяснила лже-Алиса. – Обычно, если кто-то попадает сюда, это навсегда. Они хотят заточить тебя навечно как военного преступника.

– Интересно, что за преступления я совершил? – Удивительное притягивало родственное себе, именно по этой причине я еще был способен на юмор.

– Любое действие главное правильно описать, – резонно заметила лже-Алиса, голос ее приободрился.

– И все же?

– Я не согласилась и заявила, что останусь с тобой, – простодушно призналась моя женщина.

– Ты?! – ошеломленно вскричал я. – Это ведь безумие!

– За три сотни лет я значительно продвинулась по службе, – таков был ее ответ. – Я не отдыхала триста три года, за это время даже умерли мои родители. Вся моя галактика множество лет следит за тем, как я посвящаю себя нашей борьбе. Сейчас я в сотне влиятельных существ моего мира. Национальный герой. Я могу себе позволить подобное…

– А ребенок?

– Попробую убедить всех прочих. Наша война закончилась, планета пуста, мы можем использовать ее в своих целях. Особенность вашего устройства приводит к тщетности всех попыток поставить точку в вопросе жизни человечества. Мы прожили с тобой много лет, и, по гуннулским меркам, я смогу убедить их, что ты лоялен мне, что я смогу контролировать тебя. А ребенку и вовсе не обязательно знать что-либо… В конце концов, я использую последний аргумент – смерть одного из вас, тебя или ребенка, можно использовать как противовес вашему возможному неповиновению. Действительно – вы безопаснее для нас живые, вместе, ведь это ослабляет каждого из вас по отдельности… и заставляет думать не только о себе в частности. Понимаешь?

– Понимаю, – удивленно прислушивался я к ее доводам. Спокойствие обволокло мой рассудок, я понял, что уже не рассматриваю наш разговор как безумный. Словом, я верил ей. – Но поверят ли они? Ты рассуждаешь как женщина: правильно, умно, логично. Но тем не менее как женщина… Эмоционально и так, как тебе хотелось бы, чтобы случилось. Ваша сильная половина будет думать иначе.

– У них нет выбора, – убежденно не согласилась лже-Алиса. – Что они могут сделать сейчас, если не смогли за такое безумное количество лет?

Я не нашел что ответить.

Все осознанное требовалось переварить.

Мы затихли, каждый в своем углу, обдумывая то, что таким ужасным образом стало на свои места. Кошмар и счастье, ужас и чудо сплели пальцы, синхронно чеканя шаг. Мысль вилась тонкой струйкой, и так было нужно: больший поток разорвал бы голову на части, я чувствовал это, меланхолично перебирая четки новостей, пытаясь понять узнанное, оставаясь как можно отстраненней.

Потом я очнулся со стойким убеждением, что времени прошло много и что я прилично выспался.

– Алиса, – прошептал я в темноту, слыша, как по лабиринту человеческой души, по пятам несутся – свирепые – паника и страх.

Ответа не последовало.

– Алиса! – горько крикнул я, не веря в то, о чем нараспев кричали внутренние черти.

На коленях я пополз прямо, старательно щупая впереди себя. Я нарезал несколько кругов, нервно дыша и разбрасывая во все стороны холодные ладони. Ее нигде не было. Я остервенело пополз опять, медленно сходя с ума в теплой дьявольской темноте.

Я наткнулся на горячее живое тело моей женщины в одном из углов, где она трогательно спала, спрятав лицо в ладони.