Читать книгу - "Болотное гнездо - Валерий Хайрюзов"

По распадку Сергей вышел к заброшенной деревне. От нее осталось несколько домов, чуть в стороне, на взгорке, в окружении сосенок стоял еще один – покрупнее, поначалу он подумал – клуб, но, приглядевшись, догадался: церквушка, вернее то, что от нее осталось. Он пролез через прясла и по заросшему огороду пошел к реке. Ноги заплетались в чертополохе, в грудь била созревшая, пряно пахнувшая, конопля.

Справа за церковью он увидел остатки сгоревших домов. Обугленные бревна и доски торчали во все стороны, и вся деревня предстала перед ним как после доброй бомбежки. Но и дома, которые издали выглядели целыми и справными, оказались порушенными: стекла выбиты, стены разрисованы, полы загажены. Сергею стало жутко: когда-то эти улицы жили, по ним гуляли, пели песни. Отсюда уходили служить в армию. Про себя он уже успел отметить: место это было богатое, не чета Релке. Спускаясь по ключу, он видел рясные кусты черной смородины, голубицу, морошку. «Какая же война пронеслась над этим глухим местом? По чьей злой воле ушли отсюда люди?» – думал он, заглядывая в пустые дома. Нет, видеть все это разорение было выше его сил.

Сергей спустился к реке. Вычищенная за лето до стального блеска вода – сама вечность – спокойно и неторопливо шла мимо, неслышно лизала серые крупные голыши. Склон противоположной горы наполовину был укрыт туманом, вдоль берега низко летели вороны, и, казалось, они делают контрольный осмотр, не вынесло ли чего на берег. Тут же рядом, у ног, лежали матовые, обглоданные водой хлысты, плавник, вывороченные с корнями стволы деревьев. Слева, точно подлаживаясь к реке, приглушенно шумел ключ. Прихваченная первыми заморозками, склонилась над ним черемуха, чуть выше гурьбой бежали к реке елки. Ниже по течению, посреди реки, как утюг, неслышно раздвигал воду остров. На самой макушке его торчал красно-белый бакен. Сергей присел на бревно, стал смотреть на реку. Он понимал: то, что произошло сегодня на охоте, не было случайностью. Обидно, Брюхин подумал – из-за Аньки. Нет, о ней он в тот момент не думал. Он и на охоту поехал потому, что узнал: едут Гришка с Брюхиным. Душа слепо рванулась к ним, по старой памяти, думал, побудут вместе, поговорят, хоть на короткое время вернется прошлое. Нет, ничего не возвращается. А ведь раньше, несмотря на стычки, не было для него людей ближе. Одна улица, одна школа, болото, Иркут – все было общим. И в Аньку влюбились одновременно. Что же произошло? Когда они выписывались с Колькой Русяевым из госпиталя, им сказали: «Живите сто лет!» И они подумали: самое трудное позади. Выходит – ошиблись. Нет, там было все яснее и проще.

Сейчас отсюда, с этого берега, ему казалось, судьба послала Русяева, дала его как бы взамен и, может быть, расплатилась Колькой за Афган. Ну, кто бы мог предположить, что его, продырявленного, вместе с другими загрузят в «черный тюльпан», который шел на Москву, и отвезут именно в тот госпиталь, где, побывав уже в двух – Кабульском и Ташкентском – лежал Русяев. Могли бы Сергея оставить в Кабуле или отправить в Ташкент, но случилось так, что они вновь оказались вместе. Можно сказать, повезло. Колька по праву старожила, чем мог, старался помочь. С забинтованной головой приходил к нему в палату, подныривая под растяжки, хлопал по каменным гипсовым повязкам.

У Кольки было осколочное ранение в голову. Как он рассказывал, нарвался на засаду, из дувала по машинам саданули из гранатометов, потом начали расстреливать в упор из ДШК. Последнее, что помнит: к нему подбегают «духи». Он сдернул с пояса гранату, но бросить не успел, потерял сознание. Очнулся на операционном столе. Но перед этим побывал в морге, и там кто-то из похоронной команды увидал в руке зажатую гранату. Вызвали саперов, начали вытаскивать гранату, и тут он застонал. Первую операцию, трепанацию черепа, сделали в кабульском госпитале, другую – в Москве. Поставили на череп пластмассовую пластину. Молодой организм взял свое, дело пошло на поправку. Он ожидал выписки, ходил по палатам, играл на гитаре и вовсю крутил с медсестрами. С теми, кто был податливее, Колька уходил на ночь в комнату, где накладывали раненым гипс.

– Ты чего теряешься? Живи, пока живется, – шептал он Сергею. – Давай, я поговорю. Хочешь с Тамаркой? Ну, той, из кабинета реабилитации. Девка – во! Кстати, она про тебя спрашивала.

Сергей слушал его с каким-то стыдливым чувством. Не поймешь, врет Колька или говорит правду. Тамара ему нравилась: спокойная, серьезная. В госпитале она была на практике. Когда Тамара включала магнитофон, и все погружались в дремоту, он не закрывал глаз, смотрел на нее.

– Сестричка, дай мне насмотреться на твои русские глаза, – улыбаясь, говорил он. – Отвык.

Она в ответ смеялась. Когда молод и здоров, все кажется веселым и смешным.

Выписались они с Колькой в один день. Сразу же бросились на Казанский покупать билеты. Решили, что вначале заедут к Русяеву. Сергею было по пути, а уж дальше как получится. Колька предлагал остаться в его городе – если понравится.