Читать книгу - "Последняя игра - Катерина Гейтс"

Мне снилась кромешная темнота: медленно, словно боясь удариться о невидимую преграду, я двигалась вперед, – ступенька, другая, третья, пальцы нащупали шершавую стену, а потом и впалую кнопку лифта. Радуясь своей маленькой победе, я прислонилась и чуть не рухнула в открывшиеся двери лифта. Во сне я зажмурилась, в ухо надрывно закричал будильник, который я забыла выключить накануне. Отогнав от себя обрывки сна с коричневой дверью, кромешной тьмой и шахтой лифта, я села на постели, за домами была видна полоска света, так некстати наступило утро.

Я налила себе крепкого чая и забралась на подоконник, люблю сидеть на подоконнике по утрам, да и вечерами тоже. Пыльное окно напоминало о моей летней лени, которая не дала мне совершить с ним водные процедуры. Я постоянно утешала себя, что лето кончится не скоро, очень, очень не скоро. И теперь серо-черные разводы внутри рамы всегда сверлили меня, словно у них внутри засохших капель были пронзительные прозрачные глазки. Я встряхнула головой и отвернулась от окна.

– Глазки, – пробормотала я, и подивилась в очередной раз своей фантазии.

Сказать, что квартира была старая – значит, ничего не сказать. Не могу точно предположить, в какую эпоху был построен этот дом, во времена «оттепели», пожалуй, он уже перевалил за кризис средних лет. Жаловаться мне было не на что, я снимала комнату по договоренности, а на деле – квартиру, поскольку вторая комната этой двухкомнатной обители была закрыта совладельцем квартиры ближе к перестройке. Я даже придумывала для себя историю его внезапного бегства, но закрытие напрочь комнаты никак не вязалось с моим предположением, что его срочно вызвали и он пропал. Первое время меня очень волновало, что там за дверью, но сломать дверь я не имела ни малейшего права, даже с точки зрения простой человеческой совести, а просверлить пару дырочек и поглядеть мне не позволял обычный человеческий страх. Хозяйка «моей» части квартиры, убеждала меня, что комната пустая и ничего страшного в ней попросту быть не может. Постепенно я смирилась с комнатой, как смиряются со странными, но тихими соседями, и в неуютные холодные вечера у меня складывалось впечатление, что в квартире я живу не одна. Я и моя комната, мы вместе тут живем.

Пол в квартире состоял из окрашенных досок, местами облупившихся, местами выглядящих так, как будто они только сошли с досочного конвейера. Те, кто приходил ко мне впервые, передвигались тихо и осторожно, ожидая, что доски начнут скрипеть, а то и вовсе – провалятся у них под ногами. Я с улыбкой наблюдала за этими действиями, сама же, с первой секунды нахождения в квартире, знала – доски надежнее, чем кажутся на первый взгляд, у меня сложилось к ним невероятное доверие, шлейф которого окутывал каждый уголок квартиры, начиная от коридорной бабушкиной дорожки и заканчивая плинтусом у окна.

Своим жилищем я была довольна, стоило оно сущие копейки, в нем было уютно, тепло и сухо. Все эти плюсы, пока что, перевешивали существенный минус – поездки в университет. Не такие частые, но буднично-утомительные, а чем я буду заниматься после окончания университета, я даже не решалась задумываться, говоря себе: «Еще не время, еще рано». Так я дотянула до пятого курса, чередуя работу в баре и на детских праздниках с частыми поездками в Москву. В Москве у меня жило несколько по-настоящему близких друзей, это Дэн – мой бывший коллега, уехавший в Москву за пару лет до меня, его невеста Натали и мой сокурсник Максим, с ним мы подружились уже в университете. В городке московской области, где я жила, моей подружкой была Кристина, коллега по обеим моим работам. Список невелик, но иметь четырех близких людей в радиусе вытянутой руки – это большая ценность.

Так я встречала осень этого года, со свисающей с подоконника ногой, чашкой чая в руке, запертой комнатой и каплями на стекле. Телефон на кровати затрещал, на третий сигнал я сделала неловкую попытку спрыгнуть, которая привела к успешному горячему душу из чашки, я выругалась и взяла трубку, не спалось Максиму.

– Настя, ты едешь? – радостно вопил он.

– Да собираюсь, – соврала я, задохнувшись смехом, – а что?

– Просто я тебя жду.

– На вокзале?

– Не язви, когда будешь? – обиделся Макс.

– Через часа два, – протянула я, накручивая на палец прядь волос, и представляя, что на мне еще только ночная пижама, (эта мысль меня насмешила, ведь дневных пижам, насколько я знаю, не существует).

Я стянула с себя мокрую рубашку, сделала на голове пучок и пошла умываться. В комнате тихонько тренькал телефон, внизу просыпались и лили воду соседи. Еще эта тема диплома, которую нужно выбрать, я поморщилась и залезла под душ. Неужели Макс и вправду ее уже выбрал, интересно, какую? Кстати, Максим действительно перевелся к нам с исторического, говорят, еще на первом курсе. Я никогда не спрашивала его о причинах такого поступка. Историк-сказочник, Ирина Викторовна всегда была остра на язык и очень язвительна в своих замечаниях, однако ее выпускники всегда были лучшими, а попасть к ней, как к руководителю диплома, было нелегко. Она выбирала студентов сама, два-три человека, сколько ей позволяла нагрузка и, говорят, очень помогала с работой. Я тяжело вздохнула, «классические образы», все мои исследовательские работы связаны с этой темой, стоит серьезно подумать над дипломом.

* * *

Я отыскала листочек и радостно запрыгала на месте! Потеряться в центре Сухуми с пакетом еды – не самая радужная перспектива окончания моего отпуска, которое тоже было под большим вопросом, так как билеты домой были куплены только у Димки. В общем-то, до сегодняшнего утра, домой я сильно и не стремилась. На минуту я задумалась, а где он вообще – мой дом? Еще два дня назад я была уверена, что в Москве в шикарной квартире, полгода назад в Подмосковье в маленькой старой комнатке, а сегодня? В залитом солнечным светом Сухуми – ни больше, ни меньше. Я подхватила пакет и пошла вниз по улице, припоминая нашу очередную встречу с Димкой.

* * *

С тяжелым сердцем я подошла к кабинету методиста, прижав к груди выстраданную курсовую работу, которую в пух и прах разнесла бы Ирина Викторовна, да и Макс презрительно усмехнулся, что мол, тебе Семенова, не глядя поставят. Дверь неожиданно широко распахнулась:

– Всего доброго, Ксения, – поклонился человек в кабинет, шагнул вперед и остановился, – Настя?

Я щелкнула было пальцами, соображая кто передо мной, как из кабинета меня окликнули:

– Семенова, быстрее, мне ехать пора!

Я зашла и со вздохом положила на стол папку.

– Выстрадала? – заулыбалась методист Ксюша.

– О да, – кивнула я, – не поставит она мне.

– Настя, тебе не глядя поставит, это же проходная работа, прекрати, – махнула рукой Ксюша, убирая мою папку, куда следует, – таких как ты, на моей памяти, было у нас полсотни, и всем ставили просто так.

– А меня глава кафедры не любит, – потупилась я.

– Настя, – укоризненно поглядела на меня методист, – тебе надо, чтобы она тебя любила или чтобы защититься хорошо дала?