Читать книгу - "Русский лабиринт - Дмитрий Дарин"

– Ничего, так проходи… полы чистые.

– Ага, – кивнул Платон, открыл дверь на кухню и осторожно присел на полукруглый диванчик у маленького столика.

Зина, как всякая русская баба, не спрашивая, выставила из шкафчика початую бутылку водки и чистую до блеска рюмку. Платон хотел было показательно отказаться, мол, и вечернего официального застолья можно обождать, не из сильно пьющих, но как-то не стал. Зина достала тарелку – верно, вчерашнюю – с огромным помидором, нарезанными малосолеными огурчиками, дала хлеба и села напротив. Платон повел бровями и налил себе полстопки.

– Ты, это… Зин… имя какое дали, ядрена-матрена? Или не дали еще?

– Как не дать? Дали уже.

Платон сглотнул слюну.

– Это вы молодцы. И за кого я сейчас пью?

– За Вольдемара.

– За… Воль… дер… демара?

– Ну да. А точнее – за Вольдемара Николаевича.

Платон поднял рюмку.

– Значит, за Вольдемара Николаевича, внука Сергея Васильевича!

Зина спокойно смотрела, как Платон махнул рюмаху и, не закусывая, налил себе еще.

– Ты это… молодец. Вы с Николаем… я правильно понял?. молодцы, ядрена-матрена. А крестить когда?

– Так покрестили вчера. Но не отмечали пока – перенесли на сегодня.

– А… – Платон хотел спросить, почему же его не дождались, но передумал. – А кто крестные?

– Друзья Колины. Ты не знаешь. Познакомишься сегодня.

– Молодцы, молодцы. А где отец, ну то есть сам Николай?

– На работе, где ж ему быть. Скоро будет, да и гости к восьми подтянутся.

– Телеграмма моя дошла?

– Получила. Поэтому со вчера на сегодня перенесли.

– Да? Молодцы… – Платон снова выпил, не закусывая, и осторожно, без нажима спросил: – А Надюша… Надя, бабушка… то есть… ну да… мать твоя… она-то как… придет?

Зина вздохнула, встала и стала зажигать конфорку под чайником.

– Не придет мать. Горе у нее – у мужа сегодня сороковины. Вот как совпало – у кого крестины, у кого сороковины, и все в одной семье.

Платон поставил стопку на стол. Зина это так сказала, что он почувствовал – слово «семья» относится к нему не вполне, как-то косвенно, что ли. Зина обернулась.

– Тебе чаю или кофе? Правда, сразу скажу – кофе не очень вкусный, растворимый, из пакетика.

Платон не расслышал вопроса – он мучительно думал, что получится, если он разузнает, где поминают Надиного второго…да, уже бывшего второго мужа, и заявится туда. Желание увидеть свою бывшую жену, ну раз уж так вышло, снова незамужней просто жгло его. Теперь у нее ведь из мужей только он один остался, и пусть он тоже бывший, но все-таки первый и все-таки живой. И то и другое теперь выгодно отличали Платона от усопшего соперника, которого он так ни разу в жизни и не видел, даже имени его не знал. А чем черт не шутит, как говорится, пока Бог спит, может, и склеится что, может, наладится, не зря присловье в народе ходит – первая любовь не ржавеет. Недаром ведь Надюша, его Надюша с ним так ласково в том сне говорила… грустно, печально, но не сердито совсем, не так, как наяву последние годы. Платон уже решился было спросить у дочери адрес, но Зина вылетела с кухни – из комнаты раздался детский плач. Платон побоялся идти вослед, хотя страсть как хотелось хоть глазком взглянуть на внука, но – может, грудь дала и стесняться при отце будет, может, ребенок нового дядю испугается, да мало ли что, ядрена-матрена. Успеет еще наглядеться – целый вечер впереди. Но сомнения решились сами собой – дверь открылась и на кухню зашла Зина с маленьким кулечком на руках. Из кулька тянулась махонькая ручка с кулачком. Платон встал и заглянул глубже – на него с морщинистого розового личика с осторожным любопытством смотрели голубые глазки.

– Кто ето к нам приехаль? Смотри, Волечка, это дедушка приехаль… да… дедуля твой пришель, чтобы сказать, какой Волечка у нас холосий, какой Волечка у нас самый-пресамый лутсий, – засюсюкала Зина, мгновенно преобразившись из обабившейся молодухи в лучезарную мадонну.

– Ой, а похозий, на кого похозий Волечка? – подхватил Платон. – На дедушку своего, вот на кого похозий самый-пресамый, лутсий-прелутсий Волечка. Дедушка и гостинцы такому красавцу привез… да, ядрена-матрена, потом мама обязательно развернет и подарит. Ой, какой у нас Волеська!

Платон осторожно потряс розовый пальчик. Младенец отдернул ручку, но не заплакал, а довольно гукнул. Потом еще раз гукнул и заулыбался во все ямочки на пухлых щечках.

– Ну, все, увидель дедушку, теперь хрю-хрю делать будем, да, Вольдемарчик? Да, родненький? Помаши дедушке ручкой, вот так, вот так, холосий… сейчас к пушистым хрюкам в гости Волечка пойдеть… да?

Платон, тоже улыбаясь во все ямочки – в этот момент они действительно стали очень похожи, – помахал пятерней и склонил голову набок, словно озадаченная собачка. Вольдемар показал на дедушку пальчиком и снова довольно загукал. Зина счастливо улыбнулась, поцеловала ребенка в лобик и вышла укладывать. Платон опустился на диванчик и залпом вжарил отставленную было рюмку. Да, это ж надо – еще каких-то три дня назад он ничего не знал о новом родном существе, а теперь погляди-ка – и не испугался внучек дедушки, и за пальчик поздоровался, и вообще – вот она, родная кровь-то. Прав был Ветеран – не каждому дано продолжение своего рода дождаться, и имя какое… звонкое, необычное немного на его слух, но уже другого имени, даже и своего Платон для внука не представлял. Ишь ты – Вольдемар свет Николаевич! Красиво, права Зинка, что так назвала, идет имя внучку, ядрена-матрена! Платон, не колеблясь, налил себе еще.

– За Вольдемара! За мово Волечку! – сказал сам себе Платон – давно уже, и даже не вспомнилось бы, когда еще он поднимал тост с таким тихим счастьем.

Оставшееся время до гостей они с Зиной, которая словно немного оттаяла – все-таки внук деда признал за своего, дети вообще хороших людей чуют, – говорили о житье-бытье. Платон узнал, что Николай – парень положительный, малопьющий, работает старшим инженером (как и Платон когда-то) в крупной строительной фирме. И такой-то многоэтажный дом в Рязани, и коттеджный поселок в области, и много других объектов – все он на первых ролях, без его подписи строительство начаться не может. А начальником у него какой-то потрясающий еврей, но совсем не жид, а такой еврей, что любому православному в человечности сто очков вперед даст. Тут Платон удивился, но Зинка уверила – за свой счет зарплату в плохие времена выплачивал, им классную веранду в летнем домике в Заборье «за спасибо» сделал. Был как-то в гостях, увидел, что веранда маленькая, и в первый же понедельник строительную бригаду прислал – и фундамент залили, что хоть еще три этажа над верандой строй. И сам с женой мучается, дочерей через воскресенье видит, и спиной болен, сам вообще худющий – в чем душа держится, а никогда не жалуется, а только людям помогает. У него поэтому классные специалисты, как Николай, – на вес золота. Сегодня из уважения обязательно на крестины придет – познакомитесь. Николай же сам такой насчет нее беспокойный – даже с рыбалки каждые два часа звонит, пока не заночуют на Оке прямо. В прошлом году по пять-шесть во-от таких – Зина показала руками перед собой – щук или там сомов приносил. И вообще – все в дом, чтобы за юбками там или что-то такое – ни-ни. Тут Платон снова удивился, но на этот раз про себя. Было понятно – и больше не по словам, а по глазам, – его дочь была за своим мужем счастлива, чему Платон был искренне рад. Только когда он осторожно перевел разговор на свою бывшую жену, Зинаида как-то замялась.