Читать книгу - "Когда псы плачут - Маркус Зузак"

Она взглядом приветствовала меня, и я стал Кэмерон, а не просто нелепый брат Стива.

Чуть погодя Стив повез меня домой, и по дороге мы немного поболтали, но исключительно о пустяках. Посреди этого трепа я перебил Стива. Я спросил, ножевыми словами:

– Ты, когда рассказывал Сэл про нас с Рубом, сказал, что мы нелепые. Ты ей сказал, что тебе за нас стыдно, так?

Я говорил это ровным голосом и без малейшего осуждения, хотя для этого пришлось постараться изо всех сил.

– Нет. – Стив не согласился, останавливая машину у нашего дома.

– Нет? – Я видел по глазам, что Стиву стыдно, и впервые – что стыдно ему за себя.

– Нет, – подтвердил он и посмотрел на меня уже как бы с гневом – будто не мог стерпеть. – Не про вас с Рубом, – пояснил он, и лицо его казалось в тот миг раненым. – Только про тебя.

Боже мой.

«Боже», – подумал я, открыв рот. Как будто Стив – раз! – и выдернул из меня сердечный ритм. Мое сердце лежало у него в руке, и Стив опустил на него взгляд, будто видел мое сердце там же.

Как оно бьется.

Как бросается оземь и вновь подымается.

Я ничего не сказал на ту правду, которую Стив только что выпустил на волю.

Я только отстегнул ремень, забрал сердце и поскорее вылез из машины.

Стив тоже вылез, но опоздал. На пути к крыльцу я слышал за спиной его шаги. Слова падали между его стоп.

– Кэм! – окликнул он. – Кэмерон! – Я уже почти зашел в дом, когда меня догнал его голос: – Прости. Я был… – Он закончил громче: – Кэм, я был неправ!

Я вошел, захлопнул дверь и обернулся посмотреть, что осталось снаружи.

Силуэт Стива тенью лег на окно. Тихий и неподвижный, наклеенный на свет.

– Я был не прав.

Он повторил свои слова, но на этот раз голос был слабее.

Прокорчилась минута.

Я сдался.

Медленно подошел к двери и отворил ее, по ту сторону сетки увидел своего брата.

Я подождал и сказал:

– Не переживай об этом. Не важно.

Мне все еще было больно, и все же, как я и сказал, это было не важно. Меня не в первый раз задели – и не в последний. Стив, наверное, пожалел, что захотел меня порадовать, показав Сэл, что я не ноль, каким он меня раньше считал. Добился он в итоге одного: не только подтвердил, что считал меня когда-то пустым местом, но и сообщил, что я был такой один.

Тут, однако, меня и накрыло.

Осознание встряхнуло меня и распороло. Мысли играли в чехарду, и только одна фраза стояла особняком.

Слова и Октавия.

Такая вот фраза.

Она трепетала внутри.

Она меня спасла, и я, почти шепотом, сказал Стиву:

– Не волнуйся, брат. Мне и не надо, чтобы ты говорил Сэл, что я не ноль. – Между нами по-прежнему была сетчатая дверь. – Да и мне тоже не надо говорить. Я знаю, кто я есть. Может, однажды я расскажу о себе побольше, но сейчас, мне кажется, надо подождать и посмотреть, что будет. Я еще далеко не тот, каким хочу быть, и… – Я почувствовал что-то такое внутри. То, что чувствовал всегда. Я умолк и поймал взгляд Стива. Прыгнул сквозь сетку в его глаза и схватил его. – Стив, ты же слышал, как плачут псы? Ну, воют когда, так пронзительно, что слушать невозможно? – Стив кивнул. – Я думаю, они так воют, когда им больно от голода, и вот так я чувствую сам – каждый день своей жизни. У меня такой голод на то, чтобы стать чем-то – стать кем-то. Слышишь, да? – Он слышал. – Я никогда не задираю лапки. Ни перед тобой. Ни перед кем, – закончил я. – У меня голод, Стив.

Иногда я думаю, что это были лучшие слова из всех, что я когда-либо сказал.

«У меня голод».

И после этого я закрыл дверь.

Осторожно, не с размаху.

Зачем стрелять в пса, если он уже мертв.

Когда псы плачут

Мы оказались в самой сердцевине города, пес останавливается, оборачивается ко мне, и я вижу, что его глаза голоднее обычного.

Там гордость голодом.

И голод сохранить жажду и цель.

Это меня трогает, и мое сердце тянется дальше вглубь меня, бьется упруго, гордо, сильно.

Пес выбрал этот момент, чтобы показать мне, каков я.

Ветер вновь рвется вперед, и в небе замешивается гроза.

Над нами ярится молния и рокочет гром.

И пес приступает.

Он глубоко сосредоточивается, шерсть встает дыбом, яростно дыбится в небо. Из самого нутра, из сердца, из всех своих инстинктов он принимается выть.

Его вой громче завываний грома.

Громче воющих молний, пронзительнее воя ветра.

Задрав морду к бескрайним небесам, он воет свой голод, и я чувствую, как этот голод разгорается и во мне.

Это мой голод.

Моя гордость.

И я улыбаюсь.

Я улыбаюсь и чувствую это в своем взгляде, потому что голод – могучая сила.