Читать книгу - "Моя подруга всегда против - Мил Миллингтон"

– Думаешь, мне сегодня больше делать было нечего?

Урсула везла меня домой из больницы. Ей не сразу удалось достичь состояния, когда она могла выражать свои эмоции иными средствами, нежели бешеное переключение скоростей. Кое-кто удивится: ведь это у меня сотрясение мозга и синий шишак, словно второй лоб, и это мне положено досадовать на случившееся, но у этих кое-кого другие подруги – что они могут знать о жизни?

Откопав меня из-под груды инструкций и каталогов библиотечных поставок, Бернард предложил вызвать «скорую». Однако Кейт сохранял трезвость мысли. Когда в учебном центре срабатывала пожарная тревога, сигнал немедленно поступал в районную пожарную часть. Если выяснялось, что тревога была ложной – типа студенты порезвились, – университету присылали счет на 80 фунтов. Никто толком не знал, что со мной делать, но возобладало мнение, что, если вызвать «скорую помощь», а мои повреждения окажутся недостаточно серьезными, университету опять пришлют штрафной счет. Чтобы не рисковать, Кейт решил позвонить на работу Урсуле и попросить ее меня забрать.

Мы отправились в районную больницу (не в ту, что находилась в конце нашей улицы, – ее власти ликвидировали в ходе кампании по улучшению обслуживания населения). Всего через четыре минуты меня осмотрела медсестра, после чего я просидел пять с половиной часов в ожидании врача в компании медленно истекающих кровью людей. Наконец меня отвели в кабинку, где врача пришлось ждать всего-то десять-пятнадцать минут. Он так скверно выглядел, что я попытался уступить ему свое место. Судя по его физиономии, он не спал тридцать шесть часов, и я сделал вывод, что застал его в середине смены. Мы оба прекрасно понимали, что он давно не отдает себе отчета в своих действиях, тем не менее, исправно прошли через положенный ритуал – просвечивание глазных яблок маленьким фонариком, вопросы о приступах тошноты и прочую медицину. В итоге врач определил у меня небольшое сотрясение мозга и предложил остаться в больнице на ночь.

– Это еще зачем? – спросила Урсула.

– Надо бы понаблюдать за ним.

– О-о, я сама за ним понаблюдаю, – обрадовала Урсула. Врача обрадовала, не меня.

– Ну, тогда ладно. – Доктор повернулся ко мне: – Вам нужен покой. Не выполняйте тяжелую работу и не залезайте на стремянку.

– Но, доктор, тяжелая работа и стремянки – мой способ расслабляться.

– Очень смешно. Езжайте домой.

На обратном пути пришлось заехать к моей матери, она присматривала за детьми, пока мы были в больнице. Основное занятие моей матери – волноваться. Нет, конечно, она бывает занята чем-то другим, но крайне редко. Подлинный смысл ее жизни – в беспокойстве. Рожденная тревожной. Я не рвался показаться ей с огромной гематомой на лбу, но оставаться в машине не было никакой возможности – мать немедленно вообразила бы, что я искалечен до неузнаваемости и Урсула меня прячет.

– Боже ты мой! – Мать прислонилась к стене, чтобы не упасть.

– Здравствуй, мама.

– Боже ты мой!

– Со мной все нормально. Так врачи сказали, всего лишь небольшое сотрясение.

– Сотрясение?! Рентген делали?

– Нет, доктор…

– Немедленно поезжай обратно и заставь их сделать рентген.

– Хорошо.

– Поезжай сию же минуту.

– Хорошо.

– Пойду детей заберу. – Урсула скользнула мимо моей матери в гостиную.

Я живо устремился следом, оставив мать у дверей прижимать ко лбу ладонь, разыгрывая драматическую сцену из немого кино.

Лежа на полу, дети смотрели мультики. Рты разинуты, глаза – по пятаку. Качество тут было совершенно ни при чем. Они с одинаковой увлеченностью смотрели любые телепередачи.

– Халло, киндер, – поздоровалась Урсула. Ноль реакции.

– Халло… киндер! – повторила она и, взяв в руки их куртки, ткнула каждого носком туфли.

– Нны-ы-ы, – ответили они.

Дети продолжали смотреть телевизор, пока Урсула отрывала их от пола и вставляла в куртки.

– Ваш отец сегодня получил новую работу.

Джонатан на секунду перевел на меня взгляд и снова уткнулся в телевизор.

– Тебе пришлось за нее сражаться?

– Нет, не пришлось. Они сказали – если я хочу, то могу взять ее себе.

Одев Джонатана и Питера, Урсула потащила их к выходу. Они не отрывались от экрана, пока их не выволокли за дверь. Тут они хором издали душераздирающий вопль:

– Ну, ма-а-а-а-м!

– Досмотрите в другой раз, когда опять приедете к бабушке, – пообещала Урсула. Ее слова лишь подлили масла в огонь: дети поняли, с какой беспечностью она относится к страшной трагедии в их жизни. Питер, не в силах выдержать страдания, повалился на землю.

– Что тут происходит? – В дверях показалась моя мать.

– Ничего страшного, Мэри, дети просто устали.

– Я не устал, – выл Питер.

– Я тоже не устал, – вторил ему Джонатан.

– Зато я устал. – Подхватив Питера, я понес его к машине, крепко зажав под мышкой.

За мной следовала Урсула с Джонатаном. Мы пристегнули орущих детей ремнями безопасности. Урсуле выпала более легкая задача – Джонатан в основном действовал вербально: стыдил мать, протестуя против жестокой несправедливости. Питер же весь извивался, складывался пополам и пытался выпрыгнуть из машины, используя мои плечи в качестве трамплина. Услышав долгожданный щелчок замка на ремне безопасности, я стремительно обежал машину и плюхнулся на пассажирское сиденье рядом с водителем – Урсула уже давила на газ.