Читать книгу - "Тигр Железного моря - Дональд Кэммелл"

Служанка налила в чашечки жидкость из фарфоровой бутылки. Мистер Чун проговорил:

— Телпение, пожалуйста, капитан, сколо вы полусить шнапс номел один. Поплобуйте этот напиток, осень вкусный китайский вино.

Было что-то нелепое в этом «мастере записей», но его хладнокровие заслуживало восхищения; ведь минуту назад его жизнь висела на волоске.

О золоте не было сказано ни слова до тех пор, пока тончайшая фарфоровая чашечка Энни не наполнилась вином. Мадам Лай пояснила, что в мешочке около сотни английских соверенов. Несколько она высыпала на стол жестом, который Энни счел довольно вульгарным.

— Тысяса доллалов. Мой подалок, капитан Даутли, за то, что вы подалить Хай Шэн жизнь. У меня много капитанов… — рука ее описала широкий круг, повторяя полет дракона на ширме, — …много-много. Но я забочусь обо всех моих людях.

Энни сделал глоток вина из чашечки. По вкусу оно оказалось крайне мерзким. Энни постарался скрыть отвращение и переключился на мешочек с золотом. Он поставил чашечку на стол и, сморщив верхнюю губу, взял в руки соверен.

— Госпожа Лай, очень вам благодарен, но я не могу принять это.

— Нет, вы должны. Увеляю, должны.

— Госпожа Лай, мне еще никогда не платили за спасение чьей-то задницы. Я никого не спасал, а лишь хотел получить своего таракана. Это будет против моих принципов, если я приму деньги.

Пока Энни все это произносил, его внутренний голос вопил что есть мочи: «Принципы? Что за вздор! Энни, это что за детский лепет? Ты что, по своей глупости собираешься упустить целую тысячу долларов?»

— Пожалуйста, наливайте еще вина, — блестя глазами, мадам Лай пододвинула к нему фарфоровую бутылку.

Энни будто читал ее мысли: «Черт! (А как это по-китайски?) Этот парень не желает брать британское золото, не желает пить китайское вино! Чего же он хочет?»

Наступила тишина, томительная и тягучая, как затухающий звук гонга. И вдруг:

— Вы не любить это осень вкусный китайский вино? — Расплющенный нос мистера Чуна от удивления собрался гармошкой.

Внезапно вся эта сцена разозлила Энни.

— Мастер записей, — выдохнул он, — вино мне очень нравится. Лучшей мочи я никогда не пробовал!

Словно услышав его слова, вошел элегантный высокий слуга с подносом, на котором стояла большая бутылка любимого Энни шнапса. Тут он воспрял духом!

Мистер Чун, «мастер записей» госпожи Лай, низко поклонился и молча удалился. Он забрал с собой мешочек золота, лишив Энни возможности передумать.

Она сказала Энни:

— Да, я наблюдать. Наблюдать, чтобы видеть, как вы иглать «чет-нечет».

— Вы, мэм, наверное, были очень разочарованы? — Энни уже в четвертый раз наполнил тончайшую фарфоровую чашечку, уж больно мало в нее вмещалось шнапса.

— Да, я есть разочалована. — Ее лицо выражало предельную сосредоточенность.

Взгляд Энни блуждал по комнате. Его не особенно интересовали китайский фарфор, ширма или цветы из темного нефрита, вделанные в оправу металлического зеркала. И у него было зеркало в рамке, чуть поржавевшей с обратной стороны, но более удобное и необходимое, чем это, стоявшее на столике из розового дерева. Зеркалу мадам Лай было около тысячи лет, и, хотя отражение в нем было совершенным, сама поверхность казалась необычной.

— Я никогда не играю в азартные игры, миссис Лай, ну разве что в тараканьих бегах принимаю участие.

— Никогда не иглать в калты?

— Нет.

— А ставки на лошадей?

— Нет.

Лгать Энни мог бесконечно.

— Вы никогда не делать никаких ставок? О-ля-ля!

Это восклицание она подхватила где угодно, но только не в Париже. При старательном произношении каждого «ля» острый кончик ее язычка ударялся о заднюю стенку тигриных зубов. Поэтому «о-ля-ля» мадам Лай в ушах Энни прозвучало как «о-га-га». Мадам Лай видела, как ее гость улыбается, как его взгляд лениво блуждает по комнате, ее глаза впились в его лицо. Встреться они взглядами, Энни мгновенно почувствовал бы некое изнеможение. Взгляд ее можно было сравнить разве что с «лучами смерти» из романа Герберта Уэллса. Выражение лица же мадам Лай не изменилось.

— Однажды я поставил на собаку! — вспомнил Энни.

— Пожалуйста, ласкажите.

Энни выдержал паузу.

— Я знал, что ставлю на собаку, — неторопливо начал он, — но я понятия не имел, что это забег. Я был уверен, что делаю ставку на жизнь пса. Меня обманули.

— Да-а! — выдохнула мадам Лай. — Надо же! — Глаза ее сияли холодным блеском свинцовых пуль. — Вы же ласкажете мне истолию об этой собаке?

Она энергично кивнула и собралась продолжать, но Энни поднял руку. Его ладонь была развернута в сторону мадам Лай и повелевала ей остановиться, замолчать, дать ему возможность говорить. Недопустимый жест по отношению к женщине с глазами-пулями, самой отчаянной из пираток Азии. Но, как ни странно, мадам Лай замолчала.

— Меня обманули, — повторил Энни. — Мой приятель — это был ниггер Бернард Патрик Гудзон — сыграл со мной подлую шутку, убедив, будто я поставил несколько долларов на жизнь собаки. Якобы это была больная собака.

Мадам Лай молча и внимательно смотрела на Энни. Она уловила суть. Он может легко поставить на больную собаку. Энни закивал, подтверждая ее догадку.

— Так что не стоит вдаваться в излишние подробности, верно? — сказал Энни. — А потом оказалось, что никакой болезни у собаки нет, напротив, она вполне здорова и будет участвовать в забеге. Меня попросту разыграли.

Мадам кивнула:

— Лозыглыш. Ха! — И прищелкнула языком.

И Энни кивнул. Он чувствовал, что здесь он бы с удовольствием и закончил историю. Неожиданно мадам Лай пришла ему на помощь.

— Понимаю, ничего, кломе талаканьих бегов. Вы не любите делать ставки на забеги животных, ну, кломе, конечно, талаканов. И вы не иглаете ни в калты, ни в «чет-нечет». Может быть, на гонконгской билже?

— И на бирже не играю. — Энни энергично замотал головой, которая становилась все тяжелее. — И в покер не играю, и в триктрак.

— А выживет собака или нет, вы ставите, не так ли?

— Да, меня интересует вопрос жизни и смерти.

— Собаки! Ха! — Мадам Лай наконец-то почуяла некую симметрию. Она оказалась хорошей ученицей. У нее было врожденное понимание мужчин.

— Так и есть, солнышко, — сказал Энни.

За ширмой, на которой огромный дракон поглощал парусник варваров, безмолвно сидел мистер Чун. Он играл сам с собой хрупкими от старости картами с золочением на оборотной стороне. Карты, похоже, были французскими. А вот игра? Видимо, Чун сам ее изобрел. Столом мистеру Чуну служил «Атлас мира» Рэнда Макнэлли, лежавший на его худых коленях. «Мастер записей» внимательно слушал разговор своей госпожи с капитаном Долтри, на которого он время от времени поглядывал в маленькие отверстия ширмы.