Читать книгу - "Солнце клана Скорта - Лоран Годе"

Через несколько месяцев после приезда перед доном Сальваторе встало первое серьезное испытание: подготовка к престольному празднику в честь святого Элии. Уже за неделю до этого кюре не спал. Накануне праздника он, нахмурив брови, носился по деревне. Улицы были подготовлены к торжеству. Повесили цветные фонарики и гирлянды. Утром, едва пропел петух, от выстрелов пушки задрожали стены домов. Все было готово. Всеобщее возбуждение возрастало. Дети прыгали от нетерпения. Женщины уже готовили меню праздничных дней. Обливаясь потом в кухнях, они жарили, один за другим, ломти баклажанов для parmigiana[19]. Церковь была разукрашена. Деревянные изваяния святых вынесли, и они предстали перед прихожанами: святой Элия, святой Рокко и святой Микеле. Как требовал обычай, они были увешаны украшениями: золотыми цепочками и медальонами — приношениями, которые поблескивали в свете свечей.

В одиннадцать часов вечера, когда вся деревня собралась на корсо, благодушно попивая прохладительные напитки или лакомясь мороженым, вдруг послышался дикий крик и появился дон Сальваторе с побелевшими губами, почти в обморочном состоянии. Это был вопль раненого животного.

— Украли медальоны святого Микеле!

Вся деревня сразу онемела. Молчание длилось долго, каждый пытался осмыслить, что им сказал кюре. Медальоны святого Микеле. Украдены. Здесь, у них. В Монтепуччио. Это немыслимо.

А потом внезапно тишина сменилась глухим гневным ропотом, мужчины повскакивали со своих мест. Кто? Кто мог совершить подобное преступление? Кто? Это оскорбление всей деревни. Украсть у святого Микеле! Накануне праздника! Это наведет порчу на всех жителей Монтепуччио. Несколько человек пошли к церкви. Они расспрашивали тех, кто присутствовал на службе. Не заметил ли кто каких-нибудь чужаков? Чего-нибудь необычного? Проверили, не упали ли медальоны на пол, к ногам святого. Нет, ничего. Никто ничего не видел. А дон Сальваторе все продолжал причитать:

— Проклятие! Проклятие! Эта деревня — сборище преступников!

Он решил все отменить. Праздничную процессию. Мессу. Все.

Как и все в деревне, в доме Кармелы были потрясены. К ним пришел поужинать Джузеппе. За столом Элия все время ерзал на своем стуле. Когда мать наконец убрала его тарелку, он вдруг воскликнул:

— Вот это да! Видели бы вы лицо дона Сальваторе!

И он засмеялся каким-то странным смехом, который заставил побледнеть его мать. Она сразу все поняла.

— Это ты? Элия? — спросила она дрожащим голосом.

А Элия расхохотался еще пуще тем безумным смехом, который был хорошо знаком Скорта. Да. Это он. А все же хороша шутка! Какое лицо было у дона Сальваторе! А какая паника во всей деревне!

Кармела сидела бледная. Потом повернулась к брату и тихим голосом, словно она умирает, сказала:

— Я ухожу. Убей его ты.

Она поднялась и вышла, хлопнув дверью. И сразу же пошла к Доменико, все рассказала ему. А Джузеппе дал волю своему гневу. Он подумал о том, что будут говорить в деревне. О том, какой позор ляжет на них всех. Когда он почувствовал, что кровь в нем кипит, он встал и отдубасил племянника так, как никогда ни один дядюшка не лупил. Он до крови разбил ему бровь, расквасил губу. А потом усадил рядом с собой. Его гнев утих, но он не чувствовал ни малейшего облегчения. Сердце сжимала безутешная скорбь. Да, он отлупил его, но ничего не изменилось, все та же безысходность. И тогда, повернувшись к племяннику и глядя на его распухшее лицо, он сказал ему:

— Это был гнев дяди. Теперь оставляю тебя гневу деревни.

Он уже хотел уйти, предоставив племянника его судьбе, но, вспомнив что-то, остановился и спросил:

— Куда ты дел медальоны?

— У меня под подушкой, — ответил Элия, икая.

Джузеппе прошел в спальню сыновей Кармелы, сунул руку под подушку, достал мешочек, в который вор спрятал свои сокровища, и, смертельно огорченный, с поникшей головой и мрачным взглядом направился прямо в церковь. «Пусть праздник святого Элии все же состоится, — думал он. — Пусть святой покарает нас за то, что мы породили такого безбожника, но пусть праздник состоится».

Джузеппе не скрыл ничего. Он разбудил дона Сальваторе и, не дав ему времени прийти в себя, протянул медальоны со словами:

— Дон Сальваторе, я принес вам медальоны святого. Не стану скрывать от вас, кто преступник, Господь его уже знает. Это мой племянник Элия. Если он переживет взбучку, которую я ему задал, ему не останется ничего другого, как примириться с Господом прежде, чем жители Монтепуччио набросятся на него. Я ни о чем не прошу вас. Никакой поблажки. Никакой милости. Я пришел вернуть вам медальоны. Чтобы завтра, двадцатого июля, праздник в Монтепуччио состоялся как всегда, как бывало здесь с незапамятных времен.

Потом, не ожидая ответа кюре, который молча застыл, раздираемый одновременно радостью, чувством облегчения и гневом, он повернулся и пошел домой.

Джузеппе был прав, когда подумал о том, что жизнь его племянника в опасности. Непонятно откуда, но в ту же ночь по деревне пополз слух, что безбожник-вор — Элия Мануцио. И сразу же мужчины собрались, клянясь так наказать осквернителя святыни, что он запомнит это навсегда. Стали искать его.

Увидев идущую к нему в слезах сестру, Доменико первым делом схватился за пистолет, твердо решив воспользоваться им, если ему преградят путь. Он пошел в дом Кармелы, отыскал своего полупьяного племянника. Растолкав его и не дав ему времени даже умыться, он взвалил его на своего мула и отвез в маленький каменный сарайчик, что стоял посреди его оливковых полей. Бросил на циновку. Дал немного попить. И закрыл на всю ночь.

Наутро престольный праздник прошел, как всегда, торжественно. Казалось, никто не вспоминает о вчерашней драме. Доменико, как обычно, принял в нем участие. Во время шествия он нес изваяние святого Микеле и каждому, у кого было желание слушать его, говорил, что его выродок-племянник — презренное ничтожество, и если бы он не боялся пролить родную кровь, то убил бы его даже голыми руками. Никто ни на секунду не заподозрил, что он единственный, кто знает, где скрывается Элия.

На следующий день мужчины возобновили поиски преступника. Месса и шествие уже состоялись, главное было спасено, теперь оставалось наказать вора, да так наказать, чтобы всем было неповадно. Десять дней искали Элию. По всей деревне. Доменико каждую ночь ходил в его убежище. Он не говорил с ним. Или каких-нибудь два-три слова. Давал ему попить. Поесть. И уходил. Через десять дней поиски прекратили, и деревня успокоилась. Но о возвращении Элии в Монтепуччио не могло быть и речи. Доменико подыскал ему место у одного старого своего друга из Сан-Джокондо. У того было четверо сыновей, и все они тяжело работали в поле. Договорились, что Элия останется там на год и только после этого вернется в Монтепуччио.