Читать книгу - "История Билли Морган - Джулз Денби"

Терри злобствовал, потом взбунтовался и сгреб свой пустой стакан. Атмосфера накалилась, угловым зрением (я смотрела прямо на Терри и не собиралась отводить взгляд) я заметила, как Микки отходит от бильярдного стола, медленно и твердо, как всегда, и я шагнула назад. Микки подошел к Терри вплотную и велел ему заткнуться нахуй, оставить меня в покое, ясно? Из бара подошел Джонджо, он двигался со странной, неслышной грацией, точно вода по речному руслу, и стал рядом с Микки. Весь паб наблюдал, рассчитывая, что Терри сглупит в какой-то момент, глядя на Терри, пьяного и не слишком хорошо соображающего, со стаканом в руке…

Затем позади него возник Карл, похожий на гигантский тотем с острова Пасхи, будто стоял там всегда, безмолвный и устрашающий, какой-то нездешний.

Терри побелел, краска отхлынула от лица, словно ярость его присыпало пеплом страха. Он не обернулся, но осторожно отступил, поставил стакан, схватил куртку и начал пробираться к выходу. Я почувствовала, как спадает напряжение, и в этот момент заметила, что Джас держит меня за рукав.

Она напряглась, другой рукой вцепившись в пальто и сумочку. От нее пахло «отверткой», сигаретами и слегка жасмином, ее тезкой, ночным цветком островов, сладким, чуть тронутым тлением.

Ее голос был едва слышен:

– Он ничё такого не хотел, просто немного пьян, понимаешь, это все ерунда, милая. Но спасибо, спасибо, ты такая добрая, ты хорошая…

Робкая, словно тень колибри, улыбка озарила ее лицо.

Мне нужно было освободиться от ярости, разочарования и жалости. Джас я всегда жалела, но в тот вечер впервые почувствовала ее силу – внутреннюю, животную силу и поняла, что это значит. «Мужество слабости», как однажды сказала Эдит Уортон,[29]любимая папина писательница. Он читал мне рассказ, в котором была эта фраза, и сам с собой размышлял над словами, точно меня с ним не было. Затем встряхнулся и с улыбкой сказал мне: «Умная женщина, а, Билли? Очень умная… А теперь тебе пора спать, fy annwylyd,[30]моя дорогая, завтра дочитаем рассказ…» Я запомнила этот момент, потому что папа говорил по-валлийски, только когда бывал расстроен. Он так и не дочитал мне рассказ, и некоторое время я пыталась понять, как получается, что слабые люди могут быть сильными или сильные – слабыми, а потом я совершенно об этом забыла, как обычно бывает с детьми. Я не понимала, о чем он тогда говорил, до тех пор пока не встретила Джас, и тогда это всплыло в сознании, как рыбка, попавшаяся на крючок.

Говорил ли он тогда о себе? Может быть, папа и Джас сделаны из одного теста? Нет, папа был не такой, как Джас, – правда ведь? Напряжение неподатливым железом сковало мне шею и плечи, голова заболела от давления.

Всю ночь я ворочалась в холодной постели и думала о том, что сделала. Ужасно глупо было огрызаться на Терри, хоть он и идиот. Господи, вся моя кропотливая работа насмарку из-за одного приступа ярости и раздражения. Почему я не могу контролировать свой чертов темперамент? Я сдерживала его месяцами до этого, а потом – бам! И он взорвался, точно воздушный шар, наполненный огнем, вышел из-под контроля, когда я этого не ожидала. Насмехаться над парнем на публике, втянуть своего парня и его собратьев в ссору без веской причины, просто из-за своей несдержанности и недостатка самодисциплины – смертельные грехи. Смогу ли я это загладить? Как это отразится на карьере Микки? Это снова и снова прокручивалось у меня в голове, пока наконец я не встала и не заварила себе чаю.

Почти рассвело. В окно гостиной пробивался тусклый свет. Мама и Джен через час отправятся на работу. Я прокралась к себе наверх; я не могла встречаться с ними, просто не могла. Я была опустошена. Всегда приходится столько всего обдумывать, принимать во внимание столько людей, осторожничать, никого не задевать. Точно ходишь по яичной скорлупе, день за днем, день за днем, без отдыха, без остановки.

Когда я закрыла глаза и снова попыталась заснуть, в голове вдруг возник образ. Картинка из туристического рекламного проспекта: белые пески, синее море, тепло. Затем я увидела себя, босоногую, с распущенными волосами, за ухо заткнут прекрасный цветок, на мне старые, побелевшие от соли джинсы, закатанные до колен и верх от бикини; я бреду по берегу моря и улыбаюсь.

Внезапно я снова проснулась. О, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Пусть это буду я, пусть это будет явь… Но у таких, как я, нет ни денег, ни связей для такой жизни. Это абсолютно невозможно, это просто шутка. Горькая, скверная, болезненная шутка.

Такова моя жизнь. Я ее выбрала. Я к ней привязана.

Я вздохнула и поглубже зарылась в одеяло, свернувшись калачиком, чтобы согреться. Джас – вот почему я наорала на Терри. Бедная маленькая Джас. Бедный ребенок. Господи, может, мне и погано, но, по крайней мере, я – не Джас.