Читать книгу - "Вся правда о Муллинерах (сборник) - Пэлем Грэнвилл Вудхауз"

— «Правда велика есть, превыше всех вещей». Книга Ездры, IV, 41, — ответил Августин и свернул к Лавровым кустам, где обычно его ждала Джен. Епископ же взошел на крыльцо и позвонил.

Хотя Августин и условился с Джен встретиться именно в этот час, но минуты шли, а она не появлялась; Августин недоумевал. Разумеется, он не знал, что отец послал ее показывать достопримечательности местечка жене епископа. Прождав четверть часа, показавшиеся ему вечностью, Августин хотел уже уходить, как вдруг до его слуха донеслись из дома раздраженные голоса.

Он остановился. Голоса доносились из комнаты первого этажа, выходящей в сад. Окно было открыто и, подойдя поближе, Августин отчетливо услышал диалог.

В голосе викария звучала медь; так говорят боксеры, когда их рассердят:

— Значит, так?

— Так, — отвечал епископ.

— Ха-ха!

— Не знаю, кто будет смеяться последним.

Августин подошел еще ближе. Опасения Джен сбывались: школьные товарищи серьезно ссорились. Он заглянул в окно. Викарий, заложив руки за фалды сюртука, свирепо шагал из угла в угол, а епископ в оборонительной позе стоял спиной к камину.

— Кто вам, собственно, вбил в голову, что вы что-нибудь понимаете в украшениях риз? — говорил викарий.

— Это вас не касается.

— Я думаю, вы даже не знаете, что такое риза.

— Знаю.

— Не знаете!

— Знаю.

— А ну скажите!

— Риза — это…

— Риза — это, — передразнил викарий. — И вообще чего вы суете нос не в свои дела? Вы, наверно, забыли, что я знал вас мальчонкой с физиономией, вымазанной чернилами? Имейте в виду, что если я оглашу несколько забавных случаев из жизни епископа, то вас засмеют на всех перекрестках.

— Мое прошлое — открытая для всех книга.

— Так ли? — зловеще усмехнулся викарий. — А кто положил крысу в стол учителю-французу?

— А кто вылил банку варенья в постель классному надзирателю? — не вытерпел епископ.

— У кого всегда был грязный воротник?

— А кто сидел всегда в карцере? — голос епископа гремел, как орган в соборе. — А кто оставался без обеда в праздники?

Викарий побагровел.

— Я помню, как один паршивый мальчишка обожрался на праздниках индюшкой.

— Это вы объелись, а не я! Если бы вы так же заботились о своей душе, как о своем желудке, то были бы теперь на моем месте.

— Да неужели?

— Впрочем, куда там. У вас не хватило бы мозгов.

— Не одними мозгами добиваются сана! Знаем, знаем, ваше преосвященство, как вы вскарабкались на такую высоту.

— Что вы хотите этим сказать?

— Только то, что говорю. Но лучше не трогать грязного белья.

— По-че-му не тро-гать, а-а?

— Потому что противно об этом говорить.

Епископ потерял самообладание. С искаженным лицом он сделал шаг вперед. В этот момент Августин влез в окно.

— Постойте, постойте! — крикнул он.

Противники злобно посмотрели на него.

— Ну, будет, будет! — говорил Августин.

Первым очнулся викарий и яростно рявкнул.

— Что за прыжки в окно! Кто вы такой, пастор или арлекин?

Августин нисколько не растерялся.

— Пастор, — ответил он с достоинством. — И в качестве такового не могу видеть двух старших иерархов, которые, забыв свой сан, превратились в школьников. Нехорошо. Нехорошо.

Викарий с досады кусал губы. Епископ опустил голову.

— Слушайте, — продолжал Августин, кладя им руки на плечи. — И не стыдно вам, двум старым друзьям, так ссориться?

— Это он начал первый, — пробормотал викарий.

— Не все ли равно, кто начал?

— Будьте кротки, ибо кроткие наследуют землю, — поучал Августин. — Уважайте друг друга в споре. Прощайте друг другу ошибки. Вы утверждаете, — повернулся он к епископу, — что у вашего друга слишком много украшений на ризе?

— Да, утверждаю.

— Допустим. Но стоит ли двум старым друзьям ссориться из-за каких-то нашивок? Подумайте. Вы товарищи по школе, вместе учились, вместе играли, вместе проказничали. Разве вам не дорога память этих чудесных лет?

Августин подтолкнул их друг к другу:

— Викарий! Епископ! Миритесь друг с другом…

Викарий отвернулся в сторону и сморкался. Епископ полез за носовым платком. Потом тихо сказал:

— Я очень жалею. Мясорубка, что…

— Я не должен был так говорить, Боко, — пробормотал викарий.

— Но ты прав, говоря об индюшке. Я вспоминаю, что действительно я вел себя скверно.

— Но зато, когда ты положил французу крысу, старина, ты оказал огромную услугу всему человечеству. Тебя следовало тут же на месте сделать епископом.

— Мясорубка!

— Боко! Дружище!

Они обнялись.

— Прекрасно! — провозгласил Августин. — Ну, теперь все в порядке?

— Да, да, — ответил викарий.

— Все в порядке! — подтвердил епископ и, повернувшись к викарию, торжественно произнес: — Ты можешь носить украшения на ризе. Мясорубка!

— Нет, нет, теперь я вижу, что был неправ. С сегодняшнего вечера, Боко, я совсем отказываюсь от них…

— Но, послушай. Мясорубка.

— Все равно, как тебе угодно…

— Отлично, отлично! — воскликнул епископ и, помолчав, прибавил: — А теперь, друзья мои, я пойду искать мою жену. Она где-нибудь в деревне с твоей дочерью. Мясорубка.

— Вот они возвращаются домой.

— Да, да, я вижу. У тебя очаровательная дочка, дружище.

Августин потрепал епископа по плечу.

— Вашими устами глаголет сама истина. Она самая красивая, самая замечательная в мире девушка. Кстати, я был бы очень вам признателен, викарий, за немедленное согласие на наш брак. Я люблю Джен и знаю, что она