Читать книгу - "«Титаник» утонет - Пьер Байяр"

Как объясняет Верфель в своем предисловии, он редактировал свой труд с июля 1932 по март 1933 года, то есть в основном до прихода к власти Гитлера. Однако в ноябре 1932-го, во время нескольких публичных выступлений в Германии, для чтения он всегда выбирал пятую главу первой книги, ту, где рассказывал о встрече Энвер-паши и пастора Иоганнеса Лепсиуса.

Все происходит так, словно Верфель в полной мере осознал, что эпизод, воссозданный в романе, принадлежит не только прошлому, но одновременно и будущему, как если бы он написал компримированную историю двух трагических периодов, где событие уже случившееся несет на себе будущие отпечатки события зарождающегося.

И здесь в игру вступает закон Мерфи.

Согласно этому закону, впервые сформулированному Эдвардом Мерфи в обстоятельствах, о которых я уже напомнил, все, что может произойти плохого, непременно произойдет рано или поздно, а следовательно, всегда надо быть готовым к самому мрачному повороту событий.

Этот закон обычно применяют инженеры, которые, предлагая технологические новшества, обязаны ради соблюдения мер безопасности предвидеть все ошибки, которые могут допустить неосторожные потребители, использующие их изобретения, и соответственно постоянно помнить о том, что однажды может произойти абсолютно невероятный несчастный случай.

Поэтому они испытывают свои изобретения не в условиях их нормального употребления, иначе говоря, когда они попадают в руки разумных потребителей, а в самых неожиданных ситуациях, о которых никто никогда даже не подумал бы, в ситуациях, когда к беспечной неосторожности присоединяется злополучный случай и в результате происходит катастрофа.

Но этот закон обладает также более общим, почти метафизическим действием, подобно своеобразному принципу абсолютного пессимизма, согласно которому худшее непременно произойдет – рано или поздно. Когда же для употребления в повседневной жизни происходит снижение этого принципа, он обычно формулируется как шуточная аксиома, согласно которой усилия, прилагаемые, чтобы избежать катастрофы, чаще всего парадоксальным образом приближают ее.

Когда закон Мерфи вторгается в размышления о литературном творчестве, это означает, что писатель, как заботливый инженер, продумывает все возможные варианты, и естественным образом выбирает наихудшие.

От творца, работа которого заключается в том, чтобы духовно возвышаться над привычным ходом событий, ждут как минимум постоянного напоминания о самом худшем, и, чтобы оправдать ожидания, он должен придумывать всевозможные ситуации, включая самые сложные, на которые люди, следуя естественному стремлению человеческого ума приукрашивать реальность, намеренно закрывают глаза. Когда в задачу писателей входит функция будильника, это значит, что они согласны смотреть на шаг вперед, чтобы увидеть то, с чем их современники не жаждут столкнуться.

Но склонность к пессимизму основана также на присущем творчеству принуждении, связанном, впрочем, с главной необходимостью: рассказывать оригинальные истории, способные увлечь читателя. А счастливая жизнь в краю, где царит гармония, в кругу порядочных и любимых людей, вряд ли вызовет у читателя интерес.

Трудно определить, какой из видов пессимизма – психологический или эстетический – стал определяющим для интонации Верфеля, который рассказывая о геноциде армян, предвосхитил геноцид евреев. С точки зрения восприятия истории и ее развития есть основания полагать, что принадлежность писателя к еврейскому народу и происходивший у него на глазах безудержный рост национализма в Германии могли заставить его предположить, что рано или поздно непременно случится самое худшее.

Впрочем, психологический пессимизм не противоречит пессимизму эстетическому. Возможно, Верфель никогда бы не написал столь сильный роман, если бы исходил только из исторического пути армянского народа, если, описывая его, он бы не ощущал, что его рассказ касается не только прошлой, но и актуальной истории, той, что пишется кровью событий, напластованных словно на страницах палимпсеста.

Во всяком случае, один человек нисколько не сомневался в провидческом характере романа Верфеля; этим человеком был сам Гитлер. Он даже не подозревал, что его проект геноцида окажется известен и подробнейшим образом описан, а потому запретил роман сразу после его публикации и велел сжечь его на том костре, где горели не угодные ему книги.