Читать книгу - "Дорогами Чингисхана - Тим Северин"

Перспективного планирования, столь характерного для военных кампаний Чингисхана, нашей маленькой экспедиции болезненно не хватало. Когда монгольская армия выступала в поход, при ней был обоз, в котором везли припасы и снаряжение на всю продолжительность операций. За месяцы до того маршрут движения войск внимательно изучали конные разведчики. Во враждебные города под личиной купцов засылались шпионы, вперед отправлялись платные агенты с задачей проникнуть во вражеский стан, сеять смуту и недовольство и склонять чужеземных солдат к дезертирству. По контрасту с этим, наш скудный рацион питания подошел к концу, пока мы находились в маленьком форте, и за исключением крошечной кладовки сторожа, больше нигде нельзя было найти никаких съестных припасов.

Кроме того, наши проводники-Погонщики заявили, что мы слишком сильно гнали лошадей предыдущим днем и надо дать им отдохнуть. Так что хоть мы и сумели наверстать бешеной скачкой какое-то время, это теперь никому не было нужно. Мы провели третий день впустую, сидя без дела за забором, пока лошади отдыхали и набирались сил, и время от времени мы всматривались в даль, в надежде услышать шум двигателя ехавшего следом грузовика с припасами. Монголы были невозмутимы. Кто-то из них отправился к реке; другие просто лежали в помещении и дремали. Только два врача нашли себе полезное занятие. Док отправился к реке с удочкой и вернулся с пятью рыбинами, каждая из которых весила фунта три, с радужными боками и ярко-красными отливом. Его коллега с прической «конский хвост» весь день занимался престарелым сторожем, леча его методами акупунктуры, и остаток дня старик провел на койке, в полутьме лишь поблескивали серебристые иглы, вонзенные в лицо, ухо и руку.

Наши столь необходимые припасы приехали на грузовике следующим утром, и стало понятно, что среди местных аратов распространилась новость, что мы направляемся к Бурхан-Халдуну, дабы почтить память Чингисхана. По пути наша маленькая колонна всадников начала удлиняться. К нам присоединились несколько человек, они провели в седле четыре-пять часов и привели с собой заводных лошадей, которых предлагали нам в качестве запасных. Из юрт, которые встречались по пути, выходили араты, спрашивали, куда мы едем, а услышав ответ, сразу бросали повседневные дела, чтобы ехать вместе с нами. К середине дня мы обогнали эффектно выглядевшего мужчину, ехавшего верхом по тропе в сопровождении двух юных сыновей. На мужчине был алый дээл, широкополая черная шапка, напоминавшая сомбреро, за спиной висела вороненая винтовка. Его сыновья, возрастом лет семи и девяти, носили одежду пурпурного и зеленого цветов. Все трое немедленно присоединились к нам, добавив разноцветное пятно к длинной колонне всадников, которая рысью целеустремленно направлялась вдоль долины, оставляя позади тучу пыли, поднятой копытами лошадей.

Облаченный в алые одежды пастух знал великолепное место для лагеря — на низком утесе над рекой, там во множестве нашлось сухих веток ивы, которые можно было использовать как хворост для костра. Должно быть, нас насчитывалось человек тридцать, когда обнаружились обогнавший нас грузовик и пара уже установленных (и крайне потрепанных) брезентовых палаток. Места в палатках было совсем мало, так что мы с Полом настояли на том, что поставим свою двухместную горную палатку. Миновала еще одна очень холодная ночь; проснувшись, мы обнаружили, что изнутри все покрыто ледяными кристалликами, которые, когда мы встали, дождем посыпались на нас. Засмеявшиеся монголы заметили, что их система лучше. На пол своих палаток они настлали попоны и одеяла, слоем толщиной в два или три дюйма, а потом улеглись большой тесной кучей, дабы сохранить тепло во время сна.

В путь нужно было оправляться пораньше, так как по расписанию в этот день мы должны были подняться на вершину Бурхан-Халдуна — на высоту 7680 футов. На рассвете безлистные кусты низкого кустарника на дне долины совершенно побелели от инея, и в плотном тумане пастухи, рано поутру принявшиеся поить и чистить скребками лошадей, казались призрачными фигурами. Проглотив обычный неаппетитный завтрак из жидкого чая и постылой баранины, мы отправились по узкой верховой тропе, а солнце начало разгонять туман. Тропа то и дело пересекала реку, и всякий раз мы с плеском перебирались через брод, а потом шлепали по болотистой почве, а далее ехали по поросшим травой и низким кустарником пустошам. Перед нами прошли тяжелые внедорожники, ибо в грязи мы видели глубоко отпечатавшиеся следы протекторов. Изредка встречавшиеся островки леса были настолько выжжены лесными пожарами, что выглядели так, словно сошли со старых фотографий «ничейной» полосы времен Первой мировой войны; обломанные ветви деревьев и расколотые стволы отчетливо выделялись на голом склоне холма. Наконец мы перевалили гребень, и перед нами предстала последняя долина, ведущая к подножию Бурхан-Халдуна. Поросший невысоким кустарником склон холма обрывался крутым спуском и переходил в ровное пространство снега и льда, до сих пор покрывавших речную низину. На дальнем берегу, чуть далее чем в двух милях от нас, открывался поразительный вид.

Посреди дикой местности раскинулся небольшой палаточный городок. Там было много больших палаток военного образца цвета хаки, над их крышами с высокими распорками торчали железные дымовые трубы, над которыми вились клубы дыма. Еще более удивительным было хаотическое скопление ярко-желтых и белых ультрасовременных нейлоновых палаток в форме иглу, позади которых ровно в ряд, словно бы в ангаре демонстрационного зала, стояло с полдюжины новехоньких внедорожников. Машины сверкали полировкой и хромом, глазам становилось больно. Все эти достижения современной цивилизации, представшие в самом сердце пустошей Хэнтэя, казались приземлившимися тут пришельцами с другой планеты. Мы вышли к лагерю «Гурван Гол», или «Трехреченской экспедиции», совместного японско-монгольского проекта; его целью были поиски вожделенной добычи — могилы Чингисхана, находка которой — если она состоится — потрясет весь мир.

Чингисхан, хоть это и кажется маловероятным, скончался мирно. Он умер от старости, жара и последствий тяжелого падения с лошади во время охоты. Хотя Чингисхан знал, что очень болен, он настоял на продолжении военной кампании в западном Китае. Смерть настигла его 25 августа 1227 года, когда он руководил действиями своей армии. В легенде говорится, что кончина Чингисхана держалась в секрете и оберегалась как государственная тайна. Все продолжалось как обычно. Послов и иноземных посланников, прибывших на переговоры с ханом, заставляли ждать снаружи, не пуская внутрь юрты повелителя, а посредники торопливо сновали туда и обратно, делая вид, будто передают Владыке мира послания и доносят его ответы. Когда же, завершив дела с визитерами, кортеж отправился в Монголию, везя тело человека, почитаемого своим народом наравне с божеством, путешествие проходило в условиях абсолютной секретности. Говорили, что монгольские всадники убивали всякое попадавшееся им на глаза живое существо, дабы никому не стало известно, что Великий Хан мертв.

В «Сокровенном сказании монголов» подробно изложена история о смерти Чингисхана, но ничего не говорится о погребении. Зато есть одно персидское сообщение, согласно которому Чингисхан распорядился, что его тело, не важно, где он умер, должно быть перевезено обратно на родину. Там, на склонах Бурхан-Халдуна, горы-охранительницы, он и должен быть похоронен — в любимом месте дней юности. О местоположении могилы рассказ не дает никаких подробностей, как нет и описания того, как упокоился самый могущественный и богатейший монарх своей эпохи. Согласно Карпини, монголы скрывают могилы своих великих вождей. Перед тем как выкопать подземную камеру, куда будет помещен мертвец, вероятно, вместе с любимым рабом, они аккуратно снимают дерн, корни и все прочее. Потом яму зарывают, и дерн укладывают на прежнее место, так что никто не способен отыскать могилу. Иногда на могилу сажали деревья, чтобы скрыть ее точное местонахождение и разбить священную рощу в память об умершем вожде. По могиле в степи прогоняют табуны лошадей, чтобы стереть всякий след погребения. Карпини говорил, что монголы в погребениях «хоронят много золота и серебра». В соответствии с персидским источником, сын и наследник Чингисхана Удэгей приказал на протяжении трех дней подряд выставлять угощение для усопшей души своего отца, и сорок дев, наряженных в лучшие одежды и украшения, были принесены в жертву на месте погребения, наряду с отборными лошадьми, чтобы все они присоединились к духу предка. Но это слухи, и сама могила пока так и не найдена.