Читать книгу - "Андеграунд - Сергей Могилевцев"

Законы русского андеграунда необыкновенно жестоки. Здесь ведь надо не просто выпустить из человека кишки, не просто на кол его посадить, или снять с головы скальп, а прежде всего вынуть из него бессмертную душу. Здесь жестокость прежде всего психологическая, и уж потом физическая. Что физическая жестокость! – можно при желании научиться терпеть какую угодно боль, и это совсем нетрудно сделать, я это говорю по себе, поскольку долгое время учился терпеть боль физическую. Возможно, я об этом вам еще расскажу, то есть о том, как научился терпеть боль физическую. Если и не в этом трактате расскажу, так в одном из следующих. Вы, если это вас сильно заинтересует, можете купить мои трактаты в газетном киоске на одной из небольших станций Ярославской железной дороги между Сергиевым Посадом и Александровым. Я теперь живу вдали от Москвы на сто первом километре, и Ярославское направление – это мое родное направление теперь. У меня там есть один знакомый киоскер, который продает газеты, и охотно берет мои трактаты, изданные отдельными брошюрами небольшим тиражом. Я даже могу вам подписать свою брошюру, если оставите заранее записку с вашими именем и фамилией. А если повезет, то и меня можете встретить рядом с этим газетным киоском, я люблю там прогуливаться, издали наблюдая, покупают мои брошюры, или не окупают. Можете себе представить, что покупают, и иногда даже по две, или по три в день. Половину денег за них я отдаю своему знакомому киоскеру, поскольку ценю его участие в моей писательской и издательской деятельности. Он практически единственный друг (скорее знакомый, чем друг, поскольку друзей у меня не осталось, да и не было никогда), с которым я могу откровенно беседовать. Он, между прочим, как и я, тоже находится в андеграунде. Так вот этот мой киоскер уверяет, что со временем я вообще могу стать главным философом в России, специалистом по нашему отечественному андеграунду, и что после этого на его газетном киоске установят дощечку с мемориальной надписью. Такого, конечно же не случится (хотя никто в России не должен зарекаться ни от высоких философских раздумий, ни от самых низких падений), и пока что я сочиняю лишь небольшие трактаты, умещающиеся в тоненькие брошюрки. Но если вас заинтересовал вопрос о жестокости отечественного андеграунда, можете купить пару моих брошюр, я об этом в них написал. Здесь же просто отмечу, что физическую боль русский человек научается терпеть очень рано, и физической болью его не удивить. И что очень трудно терпеть русскому человеку, и чего он терпеть повсеместно не может, так это боль и пытки психологические. А именно психология и есть повсеместно самое слабое место для русского человека. На глубине русского андеграунда, в самых мрачных и темных его подвалах, скрываются именно пытки психологические, скрывается именно психология, от которой никуда не уйти. Я вот написал сейчас о том, что находится на самой глубине русского андеграунда, а ведь было время, когда я пытался исследовать эту его запредельную глубину. Даже эксперименты над собой и над другими устраивал, пытаясь опуститься под землю как можно ниже, вроде того, как пытаются спелеологи опуститься в самые глубокие и затерянные пещеры. И пришел я, господа, к выводу, что на самой глубине русского андеграунда соседствуют друг с другом самый высокий подвиг и самая гнусная низость. Это вообще отличительная черта нашей страны: чем гнуснее поступок какого-нибудь человека, тем большим подвигом его назовут. И чем благородней и возвышенней он является, тем более гнусным и низким лжецом его заклеймят. Есть в нашем отечестве, господа, совершенно особые люди, не порядочные во всех отношениях люди, о которых я уже достаточно говорил, и не отбросы общества, которые по сути своей одно и то же. Нет, есть в России личности настолько особенные, личности, заранее ожидаемые обществом, которых я называю светочами нации. Ибо наступает, господа, в обществе такой момент, когда изверится оно во всех своих ценностях, предлагаемых ему правительством и отечественными философами с журналистами, и начинает роптать, требуя чего-то совершенно особенного. Настолько сильно разуверится оно во всех своих ценностях, видя повсеместно низость вокруг себя, и в себе самом, что требуются обществу некие идеалы, некие абсолютные фетиши, которых оно страстно желает, и готово видеть теперь в ком угодно. И тогда возникает весьма забавный, а если хотите, то и зловещий феномен (лично для меня он забавный), когда первейшими светочами нации объявляются отъявленные мерзавцы. До такой степень отъявленные мерзавцы объявляются светочами нации, что и смешно, и одновременно грустно становится на это смотреть. Какие-нибудь актеришки с козлиной внешностью, игравшие отпетых мошенников в фильмах об отпетых мошенниках, объявляются светочами нации. Какие-нибудь академики, неизвестно за что получившие это звание, труды которых посвящены исключительно любви к Родине (самый последний вид надувательства, гораздо более худший, чем воровство в особо крупных размерах), обзывающие соседние народы недоразвитыми и никчемными, объявляются светочами нации. И ведь светят эти светочи какое-то время, и ведь в кромешной ночи сияют, наподобие звезд Кремля! А потом всеобщий туман рассеивается, шоры с глаз миллионов спадают, и всем становится ясно, что козлобородый и никчемный актеришка остался козлобородым и никчемным актеришком, что патриотизм академика на поверку оказался последним прибежищем негодяя, и что желание видеть в России некоего светоча нации, сияющего на небосклоне, как сверхновая звезда, есть всего лишь отсутствие собственного сияния. Есть всего лишь собственная подлость и низость. Ну да кто же в собственной подлости и низости вам сознается?