Читать книгу - "Дрессированные сучки - Виржини Депант"

Оттуда вышли восемь громил с пистолетами и мгновенно, как балетные артисты на репетиции, разошлись по залу на позиции. Я увидела, как двое направили оружие на меня, двое других взяли на мушку Кэти, третья "двойка" прицелилась в Джино. Руки вытянуты под идеально прямым углом к телу… Двое оставшихся приклеились к стене по обе стороны от красного занавеса, прикрывавшего дверь. Подбородки высоко подняты, застывший взгляд, галстуки, волосы гладко зачесаны назад…

Все это время, пока мы соображали, в какое жуткое дерьмо вляпались, новенькая продолжала орать, срываясь на визг. Не в силах шевельнуться, мы смотрели в узкий темный проход к кабинке № 4. Крик превратился в задушенный хрип вперемежку с рыданиями. Из тени выдвигался человек. Надменная, нарочито замедленная поступь, угрожающее выражение лица, длинное, в пол, пальто, поблескивающие затемненные стекла очков. Молча, явно наслаждаясь ситуацией, он вышел в центр комнаты, под свет софитов.

В руке незнакомец подбрасывал что-то маленькое и блестящее.

Что это за "игрушки", я поняла, когда в зал наконец вывалилась танцовщица. Ее крепкие ляжки, выбритый лобок и пышные сиськи были вымазаны кровью. Этот урод вырвал из ее тела все кольца и теперь гремел ими, перекатывая в горсти. Увидев нас, окаменевших от ужаса и совершенно беззащитных, девушка, рыдая, рухнула на колени, скрючилась, то зажимая обеими руками раны в промежности, то поднося окровавленные липкие пальцы к глазам и вопя во все горло.

Главарь, утомленный рыданиями, раздраженно дернул подбородком, и один из подонков со всего маху ударил ее ногой в челюсть. Девушка притихла, тихонько поскуливая и глотая слезы. Подойдя к нам с Кэти, ублюдок заговорил:

— Три дня назад убили двух девушек, а с вашей безопасностью по-прежнему не все в порядке… Не скажешь, чтобы подход был серьезным…

Мерзавец как будто даже сожалел об этом. Он чеканил слоги, растягивая слова, изображал заботу. Я с ужасом заметила на колечках кровь и волосы. Воздев руки к потолку и закатив глаза, он продолжил свой монолог:

— Старая сумасшедшая п…да послала этих несчастных на бойню. А теперь и вас толкает на смерть. Нет, она не хочет договариваться с нами, ничего не желает слышать… Играет в крутизну…

Я стояла очень прямо, обратившись в слух. Направленный прямо в грудь ствол пистолета заставлял чувствовать себя в невесомости. Все остальное происходило как в кино, на заднем плане, я понимала — и только это сейчас имело для меня значение, — что могу сдохнуть, если убийца нажмет на курок. Совершенно реально и одновременно абсолютно невозможно. Я даже не боялась, просто закаменела, загипнотизированная черным глазком пистолета, балансируя на грани реальности. Он спросил:

— Вы понимаете, что опасный маньяк убил ваших подруг? Что он на свободе и Организация его защищает? А может, и платит, наживаясь на съемках, которые так дорого продаются… Эта бедняжка могла бы уже валяться дохлая в кабинке! Это, по-вашему, нормально?

— Честно говоря, пока вы не явились, меня это как-то…

Я отвечала ему небрежно-расслабленным тоном — как будто болтала с Жюльеном у стойки бара в "Аркаде". Слишком много пистолетов, слишком много мужчин в черном, слишком громкий плач скорчившейся на полу Греты. Я почти отсутствовала в реальном мире, боялась ляпнуть глупость, спровоцировать его. Человек в очках улыбнулся, приобнял меня за плечо. Он был ниже ростом, но и это забавное обстоятельство не лишало его ощущения собственного высокомерного превосходства. Он произнес — очень серьезно, — как будто хотел успокоить, утешить:

— Теперь все изменится.

Потом повернулся, прошел ко входу, остановился, не переставая улыбаться, скрестил руки на груди, кивнул.

Шесть пистолетов одновременно пришли в движение — грациозно, почти замедленно.

Они разрядили оружие в Джино (все время, пока длился этот абсурдный спектакль, он не сделал ни малейшей попытки оказать сопротивление), его руки взметнулись вверх, тело затряслось, как если бы он вдруг превратился в жуткую окровавленную марионетку, потом грохот смолк, и тело рухнуло на пол.

В наступившей мертвой тишине главарь провозгласил:

— Теперь я — хозяин.

И они ушли.

Разрыв во времени сомкнулся: мертвый Джино лежал на ковре, а мы трое зашлись в крике.