Читать книгу - "Из серого. Концерт для нейронов и синапсов - Манучер Парвин"

Вдруг самолёт сломался пополам,

Выбрасывая в пустоту предметы,

Тела и тени, словно это хлам,

Всё поглотил поток ветров и света.

Я падаю. Со словарём в руках.

Трепещут на ветру его страницы,

Несут меня в пушистых облаках

Добычей многокрылой книги-птицы…

И вот на берег опускаюсь я

Таинственного острова в итоге,

И девственно чиста вокруг земля,

Как первый снег, как пожеланья Бога.

1.6

Я телом цел. Но чувствую, что здесь

Как будто бы я прошлого лишился,

И в будущей реальности я весь,

Которую познать всегда стремился.

Секунды льют дождём на капюшон,

Они пусты, их чёткий след потерян

В то прошлое, которого лишён,

И в будущее, в коем не уверен.

1.7

Я здесь один с бушующей волной,

Что берега ласкает неустанно,

Здесь шимпанзе – отнюдь не предок мой,

И этим он доволен несказанно.

1.8

Наедине, под сводами небес,

С землёю, перед солнцем преклонённой.

Листвой осенней рукоплещет лес,

Чудесным танцем ветра окрылённый.

1.9

Я на себя смотрю сквозь времена,

И жизнь моя – короткий миг, крупица,

Которая почти что не видна.

Внезапно мой словарь открыл страницу…

Где шрифт крупнее через интервал,

Внимательно спасителя читаю,

На слово «туатара» взгляд упал,

Что оно значит – я, увы, не знаю…

1.10

Внезапно со страницы словаря

Возникло воплощенье туатары:

Колючий ящер, чешуёй горя,

Здесь миллионы лет себе находит пару.

Клювоголовые ровесники времён

Отсутствия любых классификаций —

Где не было ни цифр, ни имён —

На безымянном острове плодятся…

1.11

Я в шоке. Тем не менее смотрю,

Как в вещь преобразил мой разум слово,

Которое нашёл по словарю,

Меняя восприятия оковы.

И, значит, вещью так же может стать

Любое слово. Реализоваться

Во что-то, что мы можем осязать.

И стоит ли тогда нам удивляться?

Мне этот случай осознать помог,

Что невозможное становится возможным.

«Вначале было Слово. Слово Бог».

И жаль, что людям в это верить сложно.

1.12

– Привет. Ты голоден, Пируз? —

Трёхглазая рептилия спросила.

Я вспомнил угощений скудных вкус,

Что стюардесса на обед носила…

– Я голоден, действительно, сейчас, —

Ответил я посланнику благому.

Ведь голод постоянно мучит нас,

Склоняя к одному или другому.

1.13

И туатара ловко брюшко мнёт

Чешуйчатыми лапками кривыми

И три яйца блестящих мне даёт:

– Пируз, ты эти яйца съешь сырыми!

Ты должен привыкать к сырой еде,

Здесь жизнь чиста, от всякой лжи раздета,

Огня и соли нет ещё нигде.

И я добавил:

– Как и Интернета!

1.14

О словаре я думаю своём:

Спасла меня магическая птица.

О слове, что нашёл случайно в нём,

О туатаре, сшедшей со страницы…

Слова, как наши дети, нам близки,

Сумеют ли спасти нас от страданий?

Ведь сотканы все тексты и стихи

Из наших слов – из разума созданий.

Теперь и музыка, и мечтания странным образом одновременно заканчиваются.

Я звоню своему сыну Бобби, чтобы узнать, как у него продвигается диссертация и как складываются отношения с научным руководителем. Если он скоро закончит, то будет очень молодым кандидатом наук. Он продолжает меня спрашивать:

– Что с тобой, папа?

А я продолжаю отвечать:

– Ничего, Бобби. Со мной всё в порядке!

Я скрываю от него свои опасения, связанные с болезнью Альцгеймера, ночные кошмары, проблемы с ортодоксальными коллегами и встречи с Джульеттой. Чтобы его посмешить, я рассказал ему, что хотя собирался прочитать лекцию о ложной идеологии Карла Маркса, обнаружил, что читаю лекцию о невидимой руке рынка Адама Смита. И Бобби на самом деле смеётся.

Я растил Бобби в одиночестве, а он растил меня, как отца и мать. Я узнал о безоговорочной любви. Его мать, блестящая женщина, несколько лет страдала от душевной болезни. Нелегко быть отцом и матерью и при этом жить среди чужих людей. Мы близки, но я не хочу его сейчас волновать своими проблемами.

Я съедаю несколько вишен перед тем, как вернуться в постель. Они помогают мне заснуть; или, скорее, предполагается, что помогают, – так заявляют в журналах о здоровье. Современность даёт нам фрукты не по сезону, путая наш мозг, словно эволюция внезапно передумала, и мозг будто пьянеет или подвергается воздействию наркотиков.

Я в больничной пижаме. Я затерялся и остаюсь неузнаваемым среди пациентов, страдающих от болезни Альцгеймера, я не представляю, куда я иду. Я спрашиваю себя:

– Ты всё ещё профессор Пируз?

Я не слышу никакого ответа. Я останавливаю пробегающую мимо медсестру и прошу её:

– Пожалуйста, скажите мне, кто я!

Она хмурит брови, а затем тыкает пальцем мне в грудь, как раз в то место, где висит бейджик с именем.

– Вот вы кто, – говорит она и спешит прочь, больше не говоря ни слова. Я подтягиваю бейджик вверх, но не могу прочитать, что там написано, похоже на санскрит. Я смотрю вверх, словно желаю чуда. Я вижу лицо Джульетты на луне, она улыбается своей самой доброй улыбкой.

Внезапно ко мне подбегают дюжие санитары, хватают меня и выбрасывают в тёмный переулок, в котором полно восточных людей. Я теряюсь в трущобах в старой части Шанхая. Я просыпаюсь в ужасе, меня охватывает паника, я весь мокрый от пота. Я понимаю, что это повторяющийся кошмар. Я пугаюсь и кричу на свой разум:

– Ты кто, чёрт побери? Почему ты пытаешь меня и хочешь свести с ума?

Я слышу, как мои слова эхом отдаются в моём стеклянном доме, а потом у меня в голове.

Теперь я полностью проснулся, я думаю о Джульетте, мне менее страшно, я более спокоен. Я улыбаюсь, когда думаю о мысли «Любовь лечит всё».