Читать книгу - "Кот в сапогах - Патрик Рамбо"

— Вспомнил! Разве его забудешь? Он был присяжным заседателем в революционном трибунале. Сущий живодер.

— Топино-Лебрен! — вскричал Сент-Обен.

— Вот-вот! Это точно он.

Мюскадены обступили подозреваемого, схватили его. Бедный малый, напуганный их грубым обхождением, не сопротивлялся, дал себя утащить, не попытавшись хоть словом позвать на выручку рабочих, вместе с которыми он на чем свет клял дороговизну. Сент-Обен приступил к допросу:

— Твоя фамилия?

— Венсан…

— Назови свою настоящую фамилию!

— Я же вам говорю, Венсан.

— Ты Топино-Лебрен!

— Вовсе нет, меня зовут Венсан, я художник. Спросите у моих соседей.

— Где ты живешь?

— В двадцать восьмом доме по улице Лапп.

— Улица Лапп? — удивился Давенн. — Но это же в предместье.

— Само собой.

— Тебя доставят в комитет.

— Куда? В какой?

— Общественной безопасности. А оттуда в тюрьму.

— Но я художник, моя фамилия Венсан!

Сцены подобного рода разыгрывались то и дело при полном всеобщем равнодушии. Народ, который собирался вокруг, не протестовал, словно бы выжидая удобного момента, чтобы посчитаться с этими господчиками. Мюскадены потащили свою жертву в полицию, на ходу выдумали неопровержимые доказательства, и ни в чем не повинный художник попал за решетку безо всяких формальностей. А Сент-Обен с компанией вернулись на площадь Карусели: расхаживая по двору Тюильри перед рядами построенных там в боевом порядке солдат генерала Кильмена, они в полный голос насмехались:

— Для чего служат сии вояки?

— Мой драгоценный, они ни для чего не нужны, ведь мы здесь.

— Я придерживаюсь того же мнения.

— Они, наверное, недурно дрались на наших границах, но какой от них толк на парижских улицах?

— С мятежом не управишься, как с кавалерийской атакой среди чистого поля.

Старший сержант, услышав эти развязные шутки, двинулся прямиком к наглецам:

— Я вам запрещаю!

— А мы в позволении не нуждаемся, — заявил Сент-Обен.

— Нахалы!

— Разве Конвент ценит ваших солдат больше, чем нас?

— Могу поручиться за это!

Мюскадены подступили к разъяренному старшему сержанту, окружили его.

— Не сметь больше оскорблять армию! — рявкнул он. — А то мы вас сапогами расшвыряем!

— Спокойно!

Потревоженный шумом ссоры, Тальен торопливо сбежал вниз по лестнице, он покинул комитет в спешке, опасаясь, как бы не дошло до столкновения. Он все твердил:

— Спокойствие, граждане!

Старший сержант от возбуждения все подкручивал усы:

— Эти франты издеваются над нами!

— Ни в малейшей степени, — заверил Тальен. — Они просто сгорают от нетерпения начать действовать, чтобы скорее восстановить общественный порядок.

— Хотел бы я посмотреть на их подвиги, гражданин депутат.

— Ты все увидишь, сержант.

— Сперва бы хоть ружье научились держать.

Тальен отвел мюскаденов в сторонку от сержанта-ворчуна и доверительно сообщил:

— Завтра очень рано, в три часа ночи, будьте все на террасе Фельянов: состоится новая раздача ружей и патронов. Оружейная и пороховая комиссия предупреждена. Оттуда, прежде чем предместья проснутся, вы должны поспешить к дому пивовара Сантерра, где прячутся предатели, подстрекающие народ, и окружить его. Вам будет поручена эта важнейшая миссия.

— В предместьях? Но где именно?

— На окраине предместья Сент-Антуан, между ним и бульварами. Вам предоставят проводников. А теперь предупредите всех ваших и с этой минуты отдыхайте. Не забывайте: вы — передовой отряд Конвента.

— Передовой отряд? О, мы сознаем это, — подняв брови, протянул Дюссо.

Сонные, но воинственные, чтобы не сказать рвущиеся в бой, заново вооруженные, напомаженные молодые люди, от которых буквально разило мускусом, в количестве трех сотен перед рассветом собрались на площади Карусель; закинув ружья на плечи или сжимая их в руках, будто вышли поохотиться на кроликов, с самым воинственным видом они хорохорились в предвкушении желанного столкновения. Младший офицер, чья белая перекрещенная на груди портупея поблескивала под луной, позвал их, и они беспорядочной гурьбой, словно на прогулке, двинулись по набережной, где их ждали отряд легкой кавалерии и генерал Кильмен собственной персоной, сам Кильмен со своей багровой физиономией отъявленного пьянчуги, Кильмен Дублинский, повидавший немало сражений в Сенегале и в Америке, неуживчивый, поднаторевший в своем деле; его брала досада при одной мысли, что придется командовать этой ватагой шутов.

— Сент-Обен, скажите, это и есть проводники, которых сулил нам Тальен?

— Боюсь, что так, друг любезный.

— Вот увидите: эти мужланы попытаются присвоить нашу победу.

— Тихо! — рявкнул Кильмен, обрывая их шушуканье. — Постройтесь в три шеренги и шагайте, и чтобы ни звука, а не то я на вас напялю настоящие мундиры!

— Интересно, где он их откопает? — прошелестел Дюссо, подхихикнув.

— Молчать!

Бесшумно, не зажигая огня, воинство мюскаденов в потемках последовало за всадниками, которые продвигались шагом; копыта лошадей обмотали тканью, чтобы не цокали по мостовой. Перед Ратушей свернули, намереваясь незаметно, петляя в тесных переулках, добраться до улицы Сент-Антуан. В пять часов, когда заря только-только забрезжила, они приблизились к площади Бастилии. Встречные простолюдины — у некоторых были пики — смотрели на них неприязненно, однако отступали, прижимаясь к черным стенам своих домов. Никто и не подумал напасть. Так как здесь выращивали огородные культуры, а воздух был теплым, ветерок приносил аромат свежих трав. Дом Сантерра был в двух шагах. Люди Кильмена окружили его, потом, вооруженные саблями и карабинами, сошли с лошадей, взломали двери и ворвались внутрь.

— А мы, нам что делать? — прохрипел Сент-Обен.

— Я же вам говорил, они хотят приписать победу целиком себе, чертовы солдафоны!

Раздосадованные мюскадены, вздыхая, направились к торговкам овощами. Дюссо спросил у одной из поселянок, что у нее в корзине.

— Репа, монсеньор…

— Репа? И это едят?

— У нее едят корешки.

— Ты мне их продашь?

— Если вам угодно…

— Сколько ты хочешь за эту корзину?

— Сто су…

— Держи, вот тебе двадцать франков.

— Ах, сразу видать, что вы больше стоите, чем эти нищие якобинцы!