Читать книгу - "В стране уходящей натуры - Пол Остер"

— А я-то надеялась узнать от вас об Уильяме что-то определенное, — сказала я разочарованно. — В ту или другую сторону.

Сэм покачал головой:

— Какая может быть определенность в этом городе? Вы лучше радуйтесь, что все возможно.

— Я все равно буду верить. Пока не получу исчерпывающих доказательств.

— Это ваше право. Но рассчитывать, по-моему, можно только на худшее.

— То же самое мне сказал раввин.

— То же самое вам скажет любой здравомыслящий человек.

Сэм говорил срывающимся голосом, в котором звучала издевка над собой и над собеседником, перескакивая с предмета на предмет, так что я с трудом следила за его логикой. Казалось, он на грани коллапса — человек себя загнал и вот-вот рухнет. По его признанию, рукопись составляла уже свыше трех тысяч страниц. При нынешних темпах через пять-шесть месяцев он закончит предварительную работу. К сожалению, с финансами было туго. Он уже ел всего раз в день, а о том, чтобы оплачивать интервью, не могло быть и речи. Он чувствовал, как из него уходят последние силы. Иногда у него так кружилась голова, что он не видел написанного. Или он просто отключался, сам того не замечая.

— Вы так себя убьете, — сказала я. — К чему эта гонка? Остановитесь, займитесь собой.

— Я не могу остановиться. Книга — это единственное, что помогает мне держаться. Она отвлекает меня от мыслей о себе, которые давно засосали бы меня, как черная воронка. Остановиться — значит погибнуть. Без этой книги я дня не протяну.

Тут я вышла из себя:

— Да кто прочтет вашу дурацкую книгу?! Ну? Не все ли равно, сколько страниц вы напишете! Этого никто и никогда не увидит.

— Вы ошибаетесь. Я вернусь домой, рукопись напечатают, и все узнают, что здесь творится.

— О чем вы говорите! Вы что, не слышали о строительстве Морской Стены? Отсюда невозможно уехать!

— Знаю я про нее. Можно подумать, на море свет клином сошелся. Есть и другие маршруты. На север по побережью. На запад через ничейные земли. Когда придет время, я буду готов.

— Вы долго не протянете. Дай бог дожить до весны.

— Как-нибудь все устроится. А нет, так и наплевать.

— Сколько денег у вас осталось?

— Не знаю. Тридцать или тридцать пять глотов.

Эти цифры привели меня в ужас. Даже если затянуть пояс, свести траты к минимуму, тридцати глотов хватит от силы на месяц. Только сейчас я поняла весь ужас его положения. Сам того не понимая, он семимильными шагами двигался навстречу собственной гибели.

Я открыла рот, и из него вылетели слова, прежде чем я успела отдать себе в них отчет:

— У меня есть деньги. Не очень много, но, во всяком случае, больше, чем у вас.

— Богатенький Буратино!

— Вы меня не поняли, — сказала я. — Я хотела сказать, что готова с вами поделиться.

— Поделиться? С какой стати?

— Чтобы нам обоим выжить. Мне нужно жилье, вам нужны деньги. Если мы соединим наши усилия, глядишь, дотянем до весны. А нет, так умрем. Умереть мы всегда успеем, только торопиться раньше времени не стоит.

Мои слова, сказанные в лоб, шокировали нас обоих, и несколько секунд мы молчали. Меня, конечно, занесло, но зато я выложила ему всю правду. Первым моим побуждением было извиниться, но слова, еще висевшие в воздухе, чем дальше, тем больше наполнялись смыслом, и забирать их назад мне как-то расхотелось. Мы оба понимали, к чему идет дело, но от этого произнести вслух следующую фразу было не легче. В нашем городе в подобных ситуациях люди обычно вцепляются друг другу в глотку мертвой хваткой. Убить человека из-за карманной мелочи, а тем более из-за жилья — это здесь пара пустяков. То, что этого не сделали мы, вероятно, объяснялось простым обстоятельством: мы оба были иностранцами. Этот город был для нас чужим. Мы выросли в другой стране, и уже одно это рождало ощущение, что мы знакомы. Так, во всяком случае, мне казалось. Тот факт, что судьба свела вместе двух посторонних людей, свидетельствовал о некой высшей логике, о действии внешней, не зависящей от нас силы. Я сделала прозрачный намек, выходивший за рамки приличий, с бухты-барахты, по сути, предложила интимную близость, и Сэм промолчал. Это было выразительное молчание, и чем дольше оно длилось, тем сильнее подтверждались мои слова. К концу нашего разговора все уже было ясно.

— Тут так тесно. — Сэм обвел рукой свою клетушку. — Где ты собираешься спать?

— Не важно. Что-нибудь придумаем.

— Уильям иногда говорил о тебе. — Губы Сэма дрогнули в улыбке. — Он даже предупреждал меня: «Держись от моей сестренки подальше. Огонь девка». Это правда, Анна Блюм? Что ты огонь?

— Я знаю, о чем вы думаете. Не беспокойтесь, я не стану для вас помехой. Не дурочка, все понимаю. Я неплохо пишу, быстро соображаю. Со мной вы быстрее закончите свою книгу.

— Анна Блюм вламывается ко мне с улицы, плюхается на мою постель и говорит, что я разбогатею. И после этого я должен о чем-то беспокоиться?

— Не преувеличивайте мое богатство. Каких-то двести семьдесят пять глотов или даже меньше.

— Я же говорю, разбогател.

— Как скажете.

— Вот именно. А еще я тебе скажу: нам обоим чертовски повезло, что пистолет не был заряжен.

Так я пережила Страшную Зиму. В течение шести месяцев комнатка Сэма стала для меня центром мироздания. Вряд ли ты удивишься, если я скажу, что мы спали в одной постели. Я не каменная, и когда на третью или четвертую ночь это произошло, мы, не сговариваясь, сказали, что глупо было ждать так долго. Поначалу это было пиршество тел, лихорадочное сплетение рук и ног, выброс перегретого пара. Потрясающие минуты освобождения. Мы набрасывались друг на друга, пока не падали в изнеможении. Но когда прошла первая горячка, вдруг выяснилось, что мы полюбили. Речь не просто о нежных чувствах или радостях совместной жизни. Мы оба по уши влюбились, сделались близкими людьми, настолько близкими, что мысль о расставании казалась невозможной.

Это была сказка. Лучшие дни моей жизни. Даже странно, что я могла быть счастливой в такие тяжелые времена, но рядом был Сэм, и это все меняло. Внешне мало что изменилось. Та же борьба за существование, бесконечные повседневные заботы, зато у меня появилась надежда, что рано или поздно все невзгоды останутся позади. Сэм знал город как свои пять пальцев. Он мог наизусть перечислить состав всех правительств за последние десять лет; имена губернаторов, мэров и даже мелких чиновников; он знал историю появления «таможен» и строительства электростанций; он мог в деталях рассказать о любой, даже самой маленькой секте. Он знал об этом городе все — и при этом твердо верил, что мы отсюда выберемся. Этой верой он заразил и меня. Сэм был не из тех, кто подстраивает факты, чтобы выдать желаемое за действительное. Профессиональный журналист, он приучил себя смотреть на мир со здоровым скепсисом. Никаких розовых очков, никакого витания в облаках. Если он говорил, что существует возможность вернуться домой, стало быть, знал, как это сделать.